— Принимаю ваши извинения. Это все, о чем вы хотели говорить? Зачем тогда все эти меры предосторожности?
— Я хочу вам кое-что предложить.
— Говорите.
— Судьба свела вас со Сталиным. Органы безопасности должны знать все о его жизни, вплоть до мельчайших подробностей. Нас интересует его характер, привычки, контакты, а также служебные и частные разговоры. Если вы нам поможете, мы этого не оставим без внимания. Дважды в месяц вы будете получать определенную сумму денег, зависящую от информации. Я не требую от вас письменного согласия, достаточно вашего слова. Платить будем вперед. Расписки не надо, просто пересчитайте деньги. — Ягода достал из кармана портмоне. — Вы согласны с моим предложением?
— Сию же секунду убирайтесь! И забудьте об этой встрече!
— Вера Александровна, почему вы не предложите мне чашечку кофе? — спросил он с наглой улыбкой.
— Я очень устала. Завтра утром у меня репетиция, а вечером — спектакль, надо отдохнуть.
— Простите мне этот грубый шантаж. Необходимо было вас еще раз проверить.
Я перестала обращать на него внимание и, накинув шаль, подошла к окну. Ягода встал и попытался меня обнять. Я резко его оттолкнула. Встав на колени, всесильный шеф ГПУ пополз ко мне:
— Верочка, я вас осыплю золотом! У меня много денег. Поймите меня, я ничего не могу с собой поделать — я люблю вас. Не издевайтесь надо мной, это — правда! Я разведусь, брошу эту работу, стану опять фармацевтом. Я понимаю, чтобы принять такое решение — нужно время. Но на коленях умоляю, Верочка, измените свое отношение ко мне. Я возьму заграничные паспорта, и мы уедем в Америку, Францию или Англию, там — настоящая жизнь! Только согласитесь, Верочка!
— Ягода, вы — шут гороховый! Перестаньте безумствовать. Убирайтесь из моего дома, поступайте в цирк клоуном!
Ягода поднялся с колен. Предо мной снова стоял уравновешенный, холодный, высокомерный и наглый человек.
— Хочу напомнить, Давыдова, в любой день можешь на любой глупости попасть в наши сети, и тогда я тебе не дам так легко выпутаться. Лично отвезу в тюрьму и брошу в камеру, полную самых отвратительных тварей! — И, трясясь от бешенства, начал бормотать: — Ты, паршивая скотина, рано или поздно мне заплатишь! Будешь ползать у моих ног, целовать мне сапоги! Заставлю тебя лизать задницу убийцам и проституткам!..
Обессиленная, я упала, не раздеваясь, на кровать. Утром у меня не было сил идти в театр. Врач дал мне бюллетень.
В полдень приехал директор театра: «Заболели в самое трудное время. У нас сегодня спецмероприятие, все билеты проданы. В зале будет руководство. Дорогая, спасайте! Я пришлю за вами машину».
Не помню, как я очутилась в театре. Костюмерша помогла мне одеться, не знаю, как загримировалась.
— Давыдова — на сцену…
Пела, ничего не слыша, оркестр и дирижер исчезли из моего сознания. Пришла в себя от аплодисментов. В правительственной ложе Сталин, улыбаясь, хлопал мне.
После спектакля меня пригласили в его ложу, но я, извинившись, отказалась, сославшись на плохое самочувствие, и вернулась домой.
Ночью позвонил Сталин:
— Вера Александровна, что случилось? Кто вас обидел?
— Иосиф Виссарионович, простите, пожалуйста, у меня нет сил разговаривать.
— Когда увидимся?
— Я свободна в следующий понедельник.
— Берегите себя. Вам доставят фрукты, рыбу, икру, мясо и шоколад.
Наступил понедельник. В семь поехала к Сталину. Меня проводили к нему в кабинет, где находились Маленков, Поскребышев, Ежов, Молотов. Маленков включил аппарат, я услышала голос Ягоды и задрожала от отвращения. Наблюдая за моей реакцией, Сталин сказал:
— Вера Александровна, внимательно послушайте эту запись, вопросы — позже.
Наш разговор с Ягодой был записан полностью. Сталин подошел ко мне:
— Вера Александровна, мы знаем, что много испытаний выпало на вашу долю в последние месяцы. Вы можете письменно подтвердить, что все это не было с самого начала розыгрышем?
— Конечно, — ответила я.
— В таком случае, присядьте за стол и подробно все напишите. Мы выйдем, чтобы вам не мешать.
Писала целый час и все написанное отдала Сталину.
— Все это мы передадим специалистам, а сами поужинаем.
В том состоянии, в котором я находилась, кусок не лез мне в горло. Сталин сердечно сказал мне: