Еще одна просьба: чтобы меня не томить, по принятии решения протелеграфируйте Ваш ответ по следующему адресу… Согласна или нет, это будет лишь условное Ваше согласие переговорить со мной по этому поводу.
В заключение целую Ваши ручки и во всяком случае остаюсь Вашим другом
А. Брусилов.»
«Милая и дорогая Надежда Владимировна!
Отвечаю по пунктам на Ваше письмо от 10–11 окт.
Вопрос 2-й: почему я именно к Вам обратился, а не к кому-либо другому, почему я предпочел Вас?
Точно на это я, откровенно говоря, ответить не могу, знаю лишь, что я ½ года боролся с мыслью вообще жениться, а потом мне было прямо отвратительно даже думать о какой бы то ни было женщине, кроме Вас одной. Почему — не знаю. Вы мне раньше, давно, очень нравились, но ведь мне случайно многие нравились. Раньше, чем отправить Вам мое решительное письмо, я долго боролся. Находил диким, невозможным с бухты-барахты, после 20-летн. промежутка, послать письмо с моим предложением, и вот — все-таки послал. Объясняйте это, как хотите. Гипнозу я не поддаюсь и, по мнению окружающих, обладаю сильной волей. Сам о себе судить не могу.
Могу еще добавить: от жены, по принципу, никогда никаких протекций или ден. средств не искал. Да теперь я сам, с Божьей помощью и милостью, не нуждаюсь в них: выбился и имею большие связи без посторонней помощи, содержание получаю хорошее, а богатства мне не нужно, никогда его не домогался.
Вот Вам и все. Остальное договорим при свидании. Целую Ваши ручки в надежде, что скоро увидимся и, авось, сговоримся.
Горячо и сердечно Вам преданный
А Брусилов.»
«Дорогая Надя!
Пишу потому, что со мною случилась странная история, которую необходимо изложить теперь же только для Тебя и Дены и прошу настоятельно это письмо прислать мне сейчас назад.
Сегодня, в 5 ч. у., меня разбудили перед Ковелем. Я сначала не мог понять, откуда и куда еду, но, одеваясь, увидел Твой мундштучок и сразу все вспомнил, страшно удивляет, что все это было. Ради Бога, не думай, что я не в уме, я только что вернулся после осмотра двух полков, совершенно спокоен, ни в чем не раскаиваюсь и остаюсь без изменения своих намерений, но если я, человек трезвого практического ума, что доказывается всею моею жизнью, действовал, и только по отношению к одной Тебе, в течение нескольких дней как бы в сонном экстазе, то не случилось ли то же самое и с Тобою? Ведь у нас вышел, исключительно по моей вине, как бы роман из сумасшедшего дома. Я только теперь проснулся и наяву охотно и сознательно подтверждаю мною совершенное, но вот как обстоит дело с Тобою? Не раскаиваешься ли?
Если да, то есть еще время отказать, ибо 1 000 р., данные на расходы, Ты можешь мне отдать, когда получишь наследство, а я ведь могу одолжить старым друзьям, как и мне многократно одолжали. А Тебя не должно останавливать в данном случае, ведь я ездил не за покупкою жены?
Еще раз утверждаю, что я лично остаюсь без всяких изменений, но очень прошу Тебя поразмыслить, нужен ли я Тебе и не какой-либо гипноз, либо самовнушение на Тебя действовали. Ведь за всю мою жизнь первый раз случилось со мною столь невероятное происшествие, да, вероятно, и с Тобою. Все это до того странно, что, если рассказать все мною совершенное в этом деле знающему меня, прямо последует вывод, что я спятил, хотя во всем остальном совершенно трезв. Итак, я ни в каких моих решениях ничего не изменил и не изменю, но еще раз прошу самой поразмыслить свой шаг. Ведь это на всю жизнь.
Трудно в письме выразить все, что я испытал, но дело не во мне, так или иначе, а я все рассчитал и очень охотно иду на все последствия, но подумай о себе, можешь ли сделаться мне любящей, преданной женой? Не штурмом ли я взял Твое согласие? Если это так, то тогда откажи, ибо это лучше, чем ад для оставшейся жизни. Я пишу совершенно спокойно и как бы Ты ни решила, я буду всегда помнить и думать о Тебе с благодарностью за Твою доброту.
Умоляю, напиши мне сейчас же ответ, а если можно, то телеграфируй одно слово: «желаю», если не изменила решения, «отказываюсь», если раздумала. Это нужно для того, чтобы успеть все устроить к нашей свадьбе, если Ты не изменила решения.
А. Брусилов.»