«Милая, дорогая Надя!
В дополнение к письму моему из Ковеля теперь, когда я вполне спокоен, не дождавшись еще Твоего ответа, я считаю долгом сказать: считаю Тебя перед Богом и людьми своей невестой и потому пишу на «ты», которое Ты разрешила мне.
Ты сама видела, что я в Одессе был в каком-то экстазе, в котором я никогда в своей жизни не бывал и, уповаю, впредь не буду. Уж, право, не знаю, что это такое было. Нет, в хладнокровном состоянии скажу следующее: желаю на Тебе жениться и буду рад назвать Тебя своей дорогой женой.
Дело не во мне, а в Тебе и вот почему: в течение 3 дней, которые я провел в Одессе, Ты мне несколько раз дала ясно понять, что я Тебе более, чем не нравлюсь. Теперь я это ясно понимаю, а тогда, в таком диком состоянии, в каком я был, оно как-то не доходило до ума и скользило по ушам. Пожалуйста, не думай, что я обижаюсь. Нисколько. Да ведь это все и дело относительное, ибо в моей жизни было несколько женщин, которые меня сильно любили, может быть, более за такие достоинства, которые Ты не знаешь. Но дело не во мне, а в том, что, сравнив меня по типу с одним из Твоих предков редкой уродливости, было ясно, что я Тебе скорее противен и я это не понял потому, что был в каком-то диком экстазе, который себе и теперь объяснить не могу. Почему при таких условиях Ты приняла мое предложение, я никак понять не могу. Думаю, что обстоятельства принудили, ибо связать себя на всю жизнь с физически неприятным существом — дело очень тяжелое, чреватое тяжкими последствиями: является позднее раскаяние и каторжная совместная жизнь или развод с церемонией или без оной.
Так вот, теперь в спокойном, обычном, нормальном своем состоянии я думаю: дело сделано, мы — жених и невеста, это переменить нельзя (не для меня, а для Тебя, бедная и милая), но безумно спешить со свадьбой не следует — было бы грешно по отношению к Тебе. Если Ты согласна, то назначим днем свадьбы 15 января. За это время Ты все хорошо обдумаешь, взвесишь и решишь, хочешь ли меня или нет. Если «нет», то откажешь, но если «да», то помни, что я не хочу лишь тела, но и души! Теперь Ты меня видела лишь в горячечном состоянии, я могу приехать повидать Тебя на Рождественских праздниках, спокойно будем наблюдать друг друга и, может быть, Ты станешь на меня иначе смотреть.
Ты видишь, я нисколько не обижаюсь, да и физиономию переменить не могу, она не помешала мне быть очень счастливым и, делая Тебе предложение, не предполагал, что своим циферблатом Тебя огорчу. Да и все это сделалось так странно, что я до сих пор удивляюсь и себе, и Тебе. Попробуем поправить свою грубую ошибку, в которой я один виноват страшно перед Тобой. Может быть, все хорошо устроится, а нет — то Ты мне дашь отзывной паспорт. Откладывание же свадьбы на непродолжительный срок никого шокировать не будет, ибо мои служебные занятия до Рождественского поста действительно служат важной помехой. А за сим целую Твои ручки, если захочешь, то пиши, я Тебе буду аккуратно отвечать. Шлю горячий привет сестрице Лене, которую очень люблю.
До свидания, дорогая, прости меня и напиши, что Ты обо всем этом думаешь.
Сердечно Тебе преданный А Брусилов.»
«Драгоценная моя невестушка!
Получил Твое длинное письмо. Бесконечно счастлив, если это так. Тебе лучше знать.
Из этого письма я вижу, что Ты очень удручена. Теперь, когда до свадьбы осталось 6 дней, а когда Ты получишь это письмо, то останется каких-нибудь 2–3, объясняться не стоит. Переговорим после венца, а то в письмах недоразумения только накапливаются. Но мне необходимо объяснить Тебе, в чем было дело, в кратких словах, ибо, по-видимому, Тебе показалось, что я намерен тянуть, чтобы отказаться. Нет, это не так. Ты, видимо, знаешь и чувствуешь, что я Тебя люблю и сам ни в коем случае от Тебя отказаться не хотел и не хочу.
Это был бы подлый поступок, я на него не способен по свойству моей натуры, какова бы она ни была. Кроме того, убежден, что Ты мне предназначена. Но, по многим данным, в Тебе я уверен не был. Это правда, что я ворвался в Твою жизнь, как ураган, и я опасался, что в вихре его Ты не разобралась и будешь потом жалеть об этом непоправимом шаге, а потому, оставляя себя связанным по отношению к Тебе, я предоставлял Тебе свободу мне отказать или же отложить свадьбу, чтобы осмотреться. Как только Ты заявила, что желаешь теперь же связать свою жизнь с моей, я тотчас же это и устроил с радостью.
Не знаю, почему Тебе кажется, что я — какой-то ходячий клокочущий плотской любовью вулкан. Откуда Ты это, голубка моя, взяла?