Сэр Морсби вздохнул и погрузился в отчет МИ-6. Он тоже не прибавлял ясности. На каждого из упомянутых фигурантов – от Борис Ваграныча до Грабовского – давно уже имелось пухлое досье, за горой фактов и цифр по сути не стояло ничего, что могло бы гарантировать их поведение в следующую минуту. А зачем, спрашивается, тогда нужны эти досье?
Морсби отправил отчет разведки обратно в папку, достал из жилетного кармана заветную монетку и подбросил над столом. Монетка упала, покаталась по столу и улеглась. Орел. Морсби старательно вывел свою резолюцию на деле репатриантки, залопнул папку и положил ее на верх стопки обработанных.
Потом взял папку снова и потряс над столом.
Выпал кусок черного стекла. Морсби глянул через него в окно. Британское Солнце было безупречно круглым.
Он выбросил стекло в урну и уже навсегда положил красную папку обратно.
Прощайте, дела Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии.
На левой части стола осталась последняя папка.
Морсби открыл ее и, найдя конец незавершенного текста, дописал его:
«… Исходя из вышеизложенного, я пришел к выводам столь неутешительным, что просимая мною у Вашего Величества отставка представляется мне единственной возможностью сохранить уважение к себе, доброе имя и, наконец, сам здравый рассудок.
Выводы перечислены в приложении к сему прошению, а вкратце суть их такова:
стратегия управляемого хаоса, столь тщательно разработанная нашими лучшими умами и много лет все более и более искусно направляемая нашими тактическими кадрами, успешно работала во многих странах. На вполне резонные возражения противников выпускания джинна из бутылки, каковым принадлежал и покорный слуга Вашего Величества, не обращали внимания. Всем, особенно нашим яйцеголовым партнерам из-за океана, нравилось, что стратегия работала.
Но в России с ней случилось худшее из худшего, чего не могли предвидеть даже самые въедливые критики – она попала на среду, основанную на особенностях русского национального характера. Вряд ли такая среда была искусственно создана противником в превентивном порядке. Недооценка этого фактора, явно лежит на совести упомянутых мной выше парней из Ленгли и Госдепа. Но виноватых искать уже поздно.
Как бы то ни было, в результате мы потеряли возможность истолковывать сами результаты нашего управления хаосом. Я дал этому явлению название «кризис достоверности». Любое увеличение наших усилий приводит только к усилению хаотичности происходящего. Разве можно победить страну, о которой что мы ни скажем, все сбывается? Теперь мы должны приложить все усилия, чтобы эта зараза хотя бы не выползла за пределы России. Это, увы, означает для нас сворачивание всех наших проектов в России и переход к идеологической обороне. Ибо если мы допустим эскалацию кризиса, то произойдет подрыв самой основы верификации событий, и мир погрузится уже в настоящий хаос без надежды выбраться.
Возможно, более молодые и энергичные умы справятся с этой напастью, но такой старый конь Вашего Величества, как я, уже не поднимет эту целину.
Да поможет нам Бог!
Примите уверения в преданности,
верный слуга Вашего Величества,
Реджинальд Морсби»
Он захлопнул папку, нарочито небрежно бросил ее на стол и вызвал секретаря.
– Джеймс, вот это все вниз, а эту наверх. После этого на сегодня Вы свободны.
– Благодарю вас, сэр. Спасибо за все. И удачи Вам.
– Удачи и Вам с новым боссом, Джеймс.
Секретарь унес папки.
Реджинальд Морсби потянулся, расслабил галстук и даже поковырялся в носу.
Дела его закончены все.
Задание, которому он отдал 30 лет жизни и на котором состарился, наконец-то зажило самостоятельной жизнью и теперь его вмешательства не требовалось.
А как гласит китайская пословица, «когда дело сделано, человек должен удалиться».
Через неделю его обгорелый труп найдут в развалинах взорвавшегося от утечки газа дома, опознают только по зубным коронкам и слегка оплавленной знаменитой «монетке Реджи» и похоронят с почетом.
А еще через неделю он скромно сойдет на перрон Белорусского вокзала и вдохнет грязный и порочный воздух Москвы.
Что ждет его в этом Городе Желтого Дьявола? И кто ждет его там?
Тридцать лет – не шутка. Город, из которого он уезжал, давно уже не тот – это он видел по телевизору. Страны даже той нет. Люди в нем другие, друзья давно его забыли. Шеф, благословивший его на операцию, недавно умер. Он будет никто, тень.
В родной семье он уже вряд ли будет своим, поселится отдельно. Каждое воскресенье он будет ходить в ведомственную поликлинику и жаловаться на болезни или, проехав через весь город, прилежно сидеть с внуками, пока их родители катают с сослуживцами шары в боулинге и пьют пиво. Или есть ложечкой кефирчик с мюслями, поглядывая на новости первого канала вперемешку с сериалами о ментах.
Он будет еще ловить себя на том, что норовит подписаться постылой фамилией Морсби, а не своей родной, которую основательно подзабыл и которая теперь выглядит свежо и забавно.
А каждый понедельник он будет садиться в метро, рано утром, пока нет давки и даже можно посидеть, доезжать до секретного музея, который максимум раз в год посещают секретные курсанты, стирать несуществующую пыль с костяного ножа и других экспонатов, которые никто никогда не рассекретит, а потом мирно дремать в кресле.
Или же он будет доезжать до «Театральной», открывать своим ключом незаметную дверь в углу подземного перехода, и, поплутав по окрашенным зеленой краской коридорам, открывать еще одну дверь, заходить в лифт, спускаться, выходить из лифта, здороваться с прапорщиком, заходить в кабинет с аквариумом и там уже до самого вечера читать дешевые детективчики, потом мирно дремать в кресле.
Ему все равно – он будет счастлив в любом случае. Ведь он будет жить в самом интересном месте мира. Там, где человек может не знать, что случится в следующую минуту и поэтому быть по-настоящему свободным.
Апрель-июль 2008
Замечания об опечатках и ошибках, впечатления, отзывы, предлагаемые сюжетные ходы, а также иллюстрации (в стиле комикса), присылайте по адресу