Между тем, Руст звонил матери с Шетландских островов (Великобритания), из Стокгольма (Швеция), из Бергена (Норвегия) и из Хельсинки (Финляндия) и сообщал всякий раз, где находится. К тому же мать "кремлевского летчика", вследствие упомянутой выше "теснейшей телепатической связи с сыном" должна была и без того совершенно точно знать, где именно находится Матиас (и никакие ухищрения последнего с фальшивым маршрутом полета в "полетной карте" не могли этом помешать)!
Мало того! Чтобы увеличить запас топлива, необходимый для запланированного полета (гораздо более долгого, чем тот фиктивный, о котором Руст заявил руководству выдавшего ему самолет аэроклуба и родителям), он взял на борт дополнительные баки с керосином, для чего ему пришлось оставить в самолете только одно, пилотское, сидение. Руст заявил, что сделал все это самостоятельно. Между тем, согласно показаниям его отца, последний помог сыну переоборудовать самолет, спрятав извлеченные из машины сидения в подвале своего дома в Веделе. Значит, отец Руста также знал, что сыну предстоит гораздо более дальний перелет, чем тот указал в своей "полетной карте"! Снова явная «нестыковка». И опять — никаких вопросов и комментариев со стороны обвинения!
От дополнительных баков Руст, израсходовав горючее, избавился после взлета с хельсинкского аэродрома, якобы сбросив их в Финский залив (стремясь одновременно к тому, чтобы выступившее на поверхности морской воды масляное пятно "сбило с его следа возможных преследователей", которые в этом случае могли подумать, что это не баки, а самолет Руста упал в залив).
В тогдашней прессе неоднократно утверждалось, что Руст — по крайней мере часть своего пути — летел не один, а со спутницей на борту (которая якобы покинула его, по одним сведениям, в Бергене, по другим — в Стокгольме, по третьим — в Хельсинки (ее якобы видели выходящей из самолета). На прямой вопрос прокурора о том, была ли на борту его «Сессны-172» женщина, Руст во второй раз пришел в заметное волнение (как и в случае с Голубем Мира) и заявил, что это неправда и, боле того! — что он "никогда с женщинами дел не имел, не имеет и не собирается иметь с ними дела в будущем".
Это резко «антифеминистское» (если не сказать «женоненавистническое» заявление "кремлевского летчика" представляется довольно любопытным, особенно с учетом дальнейших неудачных попыток Руста наладить, после своего досрочного освобождения и депортации на родину, отношения с представителями "прекрасного пола" (будучи помещен по возвращении в Германию в психиатрическую лечебницу, Руст дважды пырнул ножом одну из медсестер, Штефанию Валуру, за то, что "она не дала ему себя поцеловать", за что получил 2 года тюрьмы; в дальнейшем его брак с молодой полькой Катажиной, а после развода с ней — новый брак с индианкой Джитой, вместе с которой он пытался стать содержателем курортной гостиницы, также завершился полной неудачей)…
При желании можно было бы связать «зацикленность» упомянутых выше "глобально-экологических" планетарных планов Руста на Тибет и Гималаи, его неприкрытую враждебность христианству (даже на уровне символов. вроде белого голубя), его не менее откровенное женоненавистничество и ту непреклонность и точность, с которыми он вел свою «Сессну» (что характерно для людей внушаемых, или, иначе говоря, "зомбируемых"), с принадлежностью "кремлевского летчика" к какой-то тоталитарной секте восточного происхождения, руководители которой направляли своего адепта, всецело завладев его волей. Но никаких подобных соображений высказано не было. Не было задано и соответствующих вопросов.
Адвокат Яковлев говорил очень долго, напирая на то, какой Руст пламенный идеалист, сторонник "нового мышления", защитник окружающей среды (он даже упомянул в этой связи проект «Лагония», не анализируя его, однако, подробно), и т. д.
Перед центральным входом в здание Верховного Суда постоянно толпились журналисты, фото-, радио- и телерепортеры и просто зеваки. Как-то на глазах автора этих строк какой-то молодой человек прорвался к матери Руста, стал обнимать ее и целовать, громко крича:
"Да здравствует Матиас Руст! Да здравствует Михаил Горбачев! Да здравствует новое мышление! Да здравствует мир во всем мире! Долой границы! Да здравствует свобода! Я приехал из Калуги! У нас все так думают! и т. д."
Многие просили передать Русту записки и открытки. Мне запомнилась одна такая открытка, которую мне пришлось некоторое время подержать в руках. Это была художественная открытка с цветной фотографией золотого потира (церковной чаши для причастия, по-моему, из фондов Оружейной палаты или исторического музея) на пурпурном фоне, и с надписью на обороте:
"Да благословит Вас Бог, Матиас Руст! Вы избранник Высших Сил и провозвестник новой эры человечества! Все мы молимся за Вас и за пославших Вас!" (или что-то в этом роде, в данном случае я цитирую не дословно, а по памяти).
Забавное впечатление оставил допрос свидетелей из числа охраны Красной площади (Руст простоял перед своим самолетиком более полутора часов, беседуя с обступившей его толпой и раздавая интервью направо и налево, прежде чем его забрали "куда следует"). Когда одного из постовых попросили вспомнить о происшедшем, тот, глазом не сморгнув, заявил примерно следующее:
"Около 17 часов 25 минут я услышал в небе звук авиационного мотора и, повернув голову, увидел в воздухе объект, приближающийся со стороны храма Василия Блаженного. Я сразу понял, что это иностранный самолет, который вторгся в воздушное пространство Советского Союза".
При этих словах засмеялся весь зал, включая прокурора и — что самое интересное! — включая самого подсудимого! И я в очередной раз усомнился в том, действительно ли Руст совершенно не владеет русским языком (и, во всяком случае, действительно ли он совсем ничего не понимает по-русски — ведь он начал смеяться еще до того, как услышал в наушники мой перевод п сказанного незадачливым свидетелем с русского на немецкий)…
Руста привозили в здание Верховного Суда из тюремного следственного изолятора Лефортово, вводили в здание с отдельного входа, поднимали на специальном лифте и потом через отдельный вход проводили в зал суда. В перерывах между судебными заседаниями его выводили из зала в отдельную комнату, где кормили не тюремной баландой, а привезенным из Лефортова вполне приличным и калорийным обедом в металлических судочках. При этом начальник Лефортовской тюрьмы (не в форме, а в штатском), сидел рядышком и рассказывал Русту разные занимательные истории — о том, почему тюрьма называется Лефортово, кто такой был Лефорт, как он верно служил Петру Первому (а Ваш покорный слуга все это переводил с русского на немецкий).
Руст выслушивал все эти истории со своим обычным ироничным выражением лица, не покидавшим его на протяжении всего процесса, и с аппетитом уплетал борщ со сметаной, котлеты с гречневой кашей (как бы в посрамление «знатоков», авторитетно утверждающих, что, мол, "немцы гречки не едят"!) и соленым огурцом, черный хлеб, пил компот из сухофруктов и вообще, судя по всему, по мере возможности радовался жизни и новым впечатлениям.
Надо сказать, что одновременно с процессом Руста в маленьком скверике рядом со зданием Верховного Суда, совсем в духе того далекого "перестроечного времени", проходила "гражданская акция общественности Москвы" по спасению старинного вяза, который власти собирались срубить, поскольку территорию скверика купило посольство Турции. Экологи Москвы непомерно раздули это событие. Вокруг вяза, украшенного разноцветными воздушными шариками, ленточками и красочными плакатами, денно и нощно несли вахту многочисленные защитники окружающей среды самого разного возраста (немало было и детских колясочек). Мне запомнилась надпись на одном из плакатов, прикрепленных к стволу многострадального дерева: "Вяз лучше турок"! Но это так, к слову.