— Не переживайте, господин Энс. Утрясется помаленьку. Первый раз, что ли? Мы вам сообщим все, что необходимо, — нарочито бодро произнес господин комиссар и усмехнулся.
Господин Энс тяжело вздохнул в ответ, кивнул и поплелся назад, в офис.
…
«Черт бы тебя побрал», думал господин комиссар. «И без тебя хлопот немерено». Простая задача — оцепить место происшествия здесь требовал ювелирной точности. Куда ни повернись — всюду роскошь и, как следствие, возможные неприятности. Вот и приходилось господину комиссару зорко следить, чтобы никто из его подчиненных не нанес этой самой роскоши мало-мальского ущерба. Боже упаси и сохрани! Даже подумать — и то страшно. На безумные деньги раскошеливаться заставят, а взять-то их ребятам где? Нет, взять можно, конечно. Квартиру продать и все имущество, все-все отдать, до последней мелкой монетки. И ночевать под мостом, в «уютной» картонной коробке. Или в подвале Полицейского управления. «Неплохая мысль, кстати», усмехнулся господин комиссар. «Очень экономно: тратиться на такси и автобус, или ходить пешком — почти не придется. Вместо пяти пар обуви хватит и одной. И никаких тебе счетов за свет и воду, хе-хе!»
Господин комиссар развеселился, но вспомнил о начальстве — и поскучнел. «Да, но ведь перед этим он вдоволь наслушается криков господина суперинтенданта, вызванных «явным и вопиющим неуважением к сливкам общества и чудовищном, абсолютно небрежном отношении к делу!» Будет этот разнос и даже скандал, конечно же, происходить с глазу-на-глаз. «Однако услышат его все желающие и поймут «всю правду, до мелкой денежки» — кабинет высокого начальства располагался хоть и выше этажом, но как раз над кабинетом младших офицеров. О чем он, Фома Савлински, старался никогда, ни на минуту, не забывать — находясь в стенах родного управления.
От нехороших мыслей господина комиссара отвлек вкрадчивый женский голос:
— Ах, какая беда, служивый, какая беда. Неважно день начался, а?
Фома резко обернулся.
Перед ним стояла цыганка.
Молодая, красивая, она улыбалась так, что г-н комиссар невольно залюбовался. При том, что и сам, и по долгу службы, не жаловал «фараоново племя». Надо гнать, пока все тут не затоптала и головы ребятам не задурила. Вон, уже оглядываются. А кое-кто — уже мысленно облизывается. Принесла же недобрая эту кралю…
— Чего надо? — буркнул господин комиссар, напуская на себя суровость и важность. И нахмурился.
Красавица в пестрых юбках и глазом не моргнула — только улыбнулась еще шире. Как будто встретила не большой полицейский чин за работой, а доброго приятеля. Старого, нового — не суть важно.
— Если что-то видела, говори. Если погадать, поклянчить — ворота вон там. Дорогу сама найдешь?
— Ай, грубый какой, недобрый, — зацыкала зубом цыганка. — Верить людям надо, служивый.
— Вам если верить — без штанов останешься. Давай по делу говори — или уходи. Нечего тут юбками трясти, блох натрясать.
Цыганка прищурилась.
— Зачем гонишь? Может, я тебе пригожусь. Правду тебе скажу, верь!
И, цепко схватив протянутую руку, стала внимательно разглядывать ладонь. Выражение ее лица ежесекундно менялось.
— Что, женюсь на днях?
Цыганка покачала головой. Многоярусные серебряные серьги зашелестели.
— Две жены было, третью не вижу. Тяготишься одиночеством, тишиной в доме.
Фома нахмурился. Вот уж это никого не касалось! Абсолютно ни-ко-го!
— Не печалься, служивый. Скоро встретишь ты безмолвного друга. Умного и верного. Полегче тебе станет, повеселей: ты его спасешь, а он тебя. Береги его, — с улыбкой, подмигнула цыганка. — Хм, странно…
— Ну, что еще? — нетерпеливо спросил г-н комиссар.
— Друга ты среди мертвецов встретишь, — она мелко перекрестилась и трижды сплюнула через плечо.
— В морге, что ли? — развеселился Фома.
Цыганка лишь сверкнула зубами в ответ.
— А славы и богатства почему не напророчишь?
— Будет тебе слава. Большая, громкая, громче не бывает. Но перед этим — очень, очень плохо тебе придется. Болезнь вижу, много смертей, серую печаль твою вижу.
— А потом — хорошо? — засмеялся г-н комиссар.
Его забавляло гаданье. Дикость и дурь, страшная глупость… а поди ж ты!
— Очень хорошо, — подтвердила цыганка. — Но не сразу, нет.
— Это как водится. А что там с богатством?
— Не суждено тебе богатым стать, — немного виновато, будто извиняясь, сказала цыганка. — Не судьба.
— Ладно. И так проживу.
— Неужто пустой меня отпустишь? Неужто и без одной монетки уйду?
Господин комиссар пошарил, пошуршал в карманах, вынул горсть серебра и протянул ей.