В ту проклятую минуту, когда Юдифь закричала об опасности, он повернулся на голос и оказался к ущелью спиной. Поэтому он не увидел лучника, а лишь услышал, как щелкнула тетива. Через секунду раздался еще один щелчок, громче первого, и стоящий рядом Тунио, развернувшись, начал падать на землю, Мартин, не раздумывая, выстрелил на этот звук и даже попал. Но как же он ошибся с целью. Если бы он выстрелил в Рузольфа, а не в крепыша с арбалетом, то возможно Понк бы остался жив и ему не было бы так стыдно перед погибшей дочерью. Хотя, если бы он выстрелил в туловище, то просто добавил бы Рузольфу еще один болт, торчащий из доспеха.
Мартин перебирал в голове короткую схватку десятки раз, понимая что это ничего не изменит, но и перестать думать о произошедшем он не мог. За несколько секунд он потерял дочь и зятя. Он ведь начал называть про себя Понка зятем, а не "кондитером". Мальчишка еще совсем, и спас ему жизнь, а Мартин его спасти не смог, как и свою старшую дочь.
А младшая… Его младшая дочь стала черной ведьмой, самым чистым и страшным злом, которое только знали в султанате. Его Ири, когда они поженились рассказала о дремлющем в ее крови даре. Она сказала, что больше всего боится, что этот дар проснется и поглотит ее саму, превратив в чудовище. Она попросила и он пообещал, что если она станет черной ведьмой, то он сам ее убьет. Жену проклятье не коснулось, а вот дочь…
Мартин посмотрел на Юдифь. Девушка сидела на камне и смотрела в одну точку. Так она провела практически все прошедшие время, лишь пару раз она вставала и делала несколько шагов, но затем опять возвращалась к прежнему состоянию.
Охотник перевел взгляд на раненого контрабандиста. Узколицый жулик знает про то, кем стала Юдифь. А еще он любит деньги. И приятеля потерял из-за них. Он опасен. Мартин не был хладнокровным убийцей, но потеряв одну дочь, он не хотел рисковать тем, что осталось. Старик не спеша поднялся и пошел в сторону Тунио.
— Отец не надо, — Юдифь говорила тихо, но отчетливо, — он сегодня уже думал нас убить. Даже примерялся. У него в рукаве спрятано оружие. Но он не захотел крови. Его даже золото сейчас не влечет. Он потерял последнего друга и не знает куда идти дальше, но убивать он точно не хочет. А меня он боится.
— Дочка, — Мартин остановился в растерянности. Слова девушки и удивляли и пугали одновременно, — Я… Я думал ты разучилась говорить.
— Нет отец, не разучилась, — Юдифь вздохнула и посмотрела на старика.
Мартину пришлось напрячься, чтобы не отвести взгляд. Белки у дочери уже не были черными, но зрачки были похожи на клочок неба, по которому несутся, сменяя друг друга, темные тучи. Иногда между тучами проблескивали изумрудные молнии, напоминая о ее с рождения зеленых глазах.
— Мне нужно было успокоится, — девушка говорила очень ровным, равнодушным голосом, — Он правильно делает, что боится. Я хотела его убить, но удержалась, потому что он помогал тебе с раной.
— Тебя я тоже хотела убить, папа, — голос не дрогнул, но тучи в зрачках побежали быстрее, — за то что повел нас этой дорогой, за то что не защитил Карину. Я люблю тебя, папа, поэтому не убила тебя вместе с этим человеком и не пошла обратно в Самарканд… Убивать. Убивать всех, кто виноват в смерти сестры, всех, кто не захотел помочь или защитить, всех кто такое позволил… А лучше, вообще всех, до кого смогу добраться.
Девушка умолкла и перевела взгляд на клубящийся в ущелье туман.
— Я не могу погасить огонь в себе. Раньше получалось, а теперь нет. Он наелся и стал сильнее. Стал сильнее от моей боли, от крови Карины на моих руках, а потом от тех штук, что были у тебя в сумке.
Юдифь разжала кулаки и посмотрела на ладони, кожа которых была обожжена, словно девушка зажала в каждой руке по раскаленному углю. Мартин увидел раны и полез в свой мешок. Достал баночку с мазью и аккуратно, едва касаясь нанес лекарство на обожженную кожу.
— Папа, что мне делать, — девушка закрыла глаза и опустила голову, — я ведь могу захотеть убить любого встречного. Любого. кто мне не понравится. А если я убью чью-нибудь сестру?
Из под закрытых век выкатилась пара слезинок. Мартин прижал дочь к себе и погладил по голове.
— Девочка моя, не бойся, — Мартин на знал чем успокоить дочь и начал ее тихонько покачивать, как-будто она снова была малышкой, которую он убаюкивает.
— Если бы не ты, то я тоже пошел бы убивать, — неожиданно для себя признался дочери старый охотник, — и никакое черное пламя мне бы не потребовалось. Я сперва бы догнал того стража, что убежал от тебя. Догнал бы, как зверя и пристрелил. И стрелял бы так, чтобы он умер не сразу. А потом вернулся бы в Сабарканд и начал искать себе новую добычу. Узнал бы, кто отправил этих людей и открыл на них охоту.