— Я почувствовала, что там что-то есть. Оно двигается и чувствует. Оно позвало и я подошла и прикоснулась. Было холодно и в тоже время… Уютно, что ли. Я чувствовала, что я это я и еще что-то, что-то большое. И знала я в этот момент намного больше и чувствовала. Я почувствовала, что отец боится, а ты, Карина, все время думаешь о Понке, который тоже боится, но по-другому. А этот, — Юдифь указала пальцем на Керзака, — он словно чесался изнутри. Он хотел наши деньги и хотел кого-нибудь убить и унизить. И еще он… Он хотел женщину. Не меня и не тебя, Карина, какую-то другую, и из-за этого еще больше злился. А еще, все вы казались слабыми, глупыми и такими… Раздражающими. Словно комары. которые мешают выспаться. Да, точно! Я хотела расслабиться и уснуть, а вы мне мешали… Ой, милостивая, что же это со мной было? Я ведь правда думала, что Карина просто дура, Керзак казался наглым пауком, который решил, что может меня укусить безнаказанно. Я была такой большой… Я столько всего чувствовала и знала… А потом раз, и я опять стала маленькой. И так холодно потом. Из меня словно все тепло убежало. Пока я была большой и сильной меня это совсем не беспокоило, но когда я стала маленькой я сразу сильно замерзла. Папа, ты не знаешь что это было?
— Я не знаю дочка, но лучше к каменным зубам больше не подходи. Какая бы там сила не была она для тебя опасна.
— Еще… — Юдифь задумалась, — когда я была большая, я узнала что-то важное для всех нас, — но я не запомнила что. Какая-то опасность. Но я не помню какая.
— Какая опасность? Подумай, она близкая или далекая. Это связано с людьми или с этим местом.
— Точно! Это опасность от людей. Они были где-то… Где-то… Я не знаю где, но они опасны. И они тоже чешутся, чешутся изнутри.
— Значит будем чаще смотреть по сторонам, — охотник решил, что более вразумительного ответа он от дочки сейчас не получит, — Ты идти сама сможешь?
— Смогу.
— Значит берем вещи и идем, я не хочу больше в этом месте задерживаться даже на минуту.
Через несколько минут уменьшившийся на одного члена отряд двинулся дальше вверх по склону. Солнце поднялось уже высоко и становилось все жарче. Многовековые можжевельники давали до обидного ненадежную тень. Солнце легко проникало между перекрученными ветками, покрытыми редкой хвоей. Потяжелевшие заплечные мешки и трудная тропа заставляли часто останавливаться, но Юдифь жара не раздражала. Наоборот, она была рада липкому солнечному свету, постепенно вытеснявшему из тела ощущение глубинного холода.
Но тревога не оставляла девушку. Она пыталась вспомнить, чего нужно бояться, но информация ускользала. Она помнила лишь тень эмоций, вызванных знанием о грядущей беде. Но почему-то тревога обострялась всякий раз когда она смотрела на сестру. Юдифь пробовала молиться, но облегчения это не принесло. Обычно она обращалась к Милостивой, чтобы побороть и усыпить ту злую силу, которая в ней просыпалась. Но сейчас она хотела другого. Она хотела разобраться. Что связалось с ней через этот камень? Почему она чувствовала эмоции других людей? До сегодняшнего дня ее видения были связаны с ее даром, который, если верить Климу, происходил из ее крови. Всякий раз, после того как эта сила просыпалась, Юдифь начинала остро чувствовать все недостатки в окружающих, легко раздражалась. Сегодня было похожее ощущение, когда она касалась камня. Она чувствовала страх, зависть и похоть. Чувствовала так же хорошо, как видела пятна на шкуре у кошки или слышала скрип плохо смазанных колес у проезжающей телеги. И все люди вокруг ее раздражали. Но когда она оторвалась от камня, то одновременно исчезло все. Не осталось и намека на тот осадок злости, который она испытывала после своих обычных видений. Очнувшись она даже испытала жалость к убитому здоровяку. А еще этот холод, кажется, пока она стояла и прижималась к камню, из нее утекало тепло. Может быть Керзак спас ее от смерти тем, что оттолкнул от проклятого зуба. Может быть еще пара минут. и она замерзла бы солнечным утром, словно зимой в сугробе, отдав все свое тепло этой скале.
Потом Юдифь вспомнила как легко ударила сестру. В то момент в ней самой разгорелись все не лучшие чувства, что она испытывала к ней. Юдифь ревновала Карину к жениху, на которого та тратила все больше времени и одновременно завидовала сестре, которую искренне любит парень, в то время как у Юдифь даже друзей нет. Когда Юдифь очнулась, то очень обрадовалась, что сестра рядом, живая и невредимая. И никакой злости или зависти она рядом с ней не испытывала. Только тепло и желание защитить от чего-то! но от чего? А вдруг… Что если опасность для Карины представляет сама Юдифь? Ведь может же случиться, что то же недоброе нечто, которое пряталась в камне, опять войдет в нее и сделает ее очень сильной и очень злой. И тогда она может причинить вред сестре.
От пришедшей в голову мысли Юдифь даже неожиданно остановилась и Мартин чуть не сбил ее с ног.
— Устала? — спросил охотник, останавливаясь рядом с ней.
— Немного, — ответила Юдифь и прислонилась к отцу.
Отец всегда казался таким сильным и надежным, а ведь недавно он чуть не погиб. Юдифь вспомнила то, каким увидела отца недавно, его страх смешанный с заботой и решимостью. Он боялся не за себя, а за них с Кариной. И он их любил. В этом чувстве не было ничего злого, но Юдифь видела его так же явно, как и другие. Отцовская любовь в памяти казалась чистым теплом и Юдиф захотелось согреться. Она прижалась к отцу и обняла его, но неожиданно отстранилась.
— Папа, что у тебя здесь лежит? — Юдифь словно увидела паука или скорпиона.
— Где?
— Здесь, — Юдифь указала на сумку, но не притронулась к ней.
— Много чего, — начал говорить Мартин и осекся, в месте указанном Юдифь лежали завернутые в кусок ткани дымчатые луковицы, ты что-то почувствовала?
— Да! Это похоже на то, что было в скале. Но по другому. Если это сравнить с теплом, то та скала вся была бы теплая, а у тебя в сумке сейчас лежит кусок раскаленного угля.
— Там действительно лежит кое-что. Это артефакты, довольно дорогие.
— Папа, ты можешь от них избавиться? — Юдифь опустила руку и отодвинулась отца еще на шаг.
— Не думаю, что это хорошая мысль. Они стоят очень больших денег. И явной опасности они не представляют. В отличии от монстра, из которого я их извлек. Их всего два, а недавно я носил с собой аж девять штук, и ничего страшного со мной не случилось, — Мартин верил в то, что говорил, но Юифь это явно не успокоило, — Но я не исключаю, что они опасны для тебя. Давай ты просто будешь держаться на расстоянии от моей сумки. Хорошо?
Юдифь неуверенно кивнула и отодвинулась еще на шаг. Отец не боялся носить ЭТО с собой, но Юдифь оно пугало. Теперь, когда она почувствовала ЭТО рядом, она не могла больше о нем не думать. Ей хотелось подойти и взять ЭТО. Что-то внутри нее, сильное и голодное жаждало это получить и от этого ноги становились ватными, а в животе разгоралось тепло.
Девушка пошла быстрее, превозмогая накатившую волну слабости, чтобы удалиться от отца еще на несколько шагов. Теперь она шла, чуть ли не упираясь в спину сестры. А что если опасность, о которой она недавно узнала, связано с тем, что отец несет в сумке? Вдруг Юдифь возьмет это и причинит вред Карине?
Глава 21
Молочный перешеек
До перевала отряд дошел где-то часа в два после полудня. Рузольф вытер рукавом взмокший лоб. За последние несколько часов все они успели проклясть жару, горы и можжевеловые корни, вечно цепляющиеся за ноги тех, кто спешит.
За перевалом метров двести шел спуск, чтобы перейти в новый, куда более крутой подъем. Справа налево перед глазами стояла стена, покрытая уже привычным можжевельнником и с торчащими во многих местах темными скалами, напоминающими звериные клики. Почти что напротив Рузольфа в этой стене была трещина, из которой медленно вытекал и растворялся в округе белый туман. Сразу стало понятно, почему место назвали Молочным перешейком. Внутренность ущелья была надежно скрыта туманом. Кзалось, что в трещину действительно залили молоко, которое постепенно выливается наружу.