Утром, после умывания, он занялся своим будущим обедом. Выкопал небольшую ямку, положил в нее обмазанную глиной утку и присыпал землей. Набрал сушняка и развел небольшой костер прямо над закопанной птицей.
Когда пламя хорошо разгорелось, он подкинул несколько веток покрупнее и пошел резать рогоз. Пойманное вчера движений давалось не сразу. Приходилось повторять снова и снова, чтобы хотя-бы половина стеблей при взмахе падали срезанными. Постепенно тело разогрелось, и двигаться стало легче.
Через час тренировок мальчик вернулся к костру подложить дров на тлеющие угли. И снова пошел в реку. Он не будет ночевать в шалаше всю неделю! Он согласен провести так еще максимум одну ночь. Поэтому нужно резать рогоз снова и снова.
К полудню навалилась усталость, в висках четко слышались удары сердца. Слушая как бьется кровь, он попробовал вспомнить, что за мелодия его вела вчера, когда он услышал реку.
Он стал и прислушался. Стоял так несколько минут, но ничего не ощутил. Тогда присел к воде и прислонил ухо к поверхности. Стало лишь прохладно и щекотно.
— Ты не тем слушаешь, — голос за спиной не на шутку испугал Юкона, и он, разворачиваясь, хлюпнулся задом в воду.
На берегу стоял отец. Он решил проверить, как идет обучение. За сына он особо не боялся. Это место у реки было безопасным. Попасть к нему можно либо через селение кренеров, либо через непролазные болота. Но воин решил посмотреть, получается ли у Юкона работать топором. Если в двенадцать лет не научиться двигаться, то хорошим воином уже вряд ли станет.
— Встань, выпрями спину. Немного присядь. Глубоко вдохни и свободно выдохни несколько раз.
Юп слушал отца и делал, кок он говорит.
— А теперь расслабься и попробуй слушать реку ногами. Уши не подскажут тебе как нужно двигаться. Они могут только подсказать, что враг к тебе приближается. В бою они могут видеть то, что не видят глаза, но реку они не услышат. Доверься своим ногам, они подскажут что делать.
Мальчик перестал напрягать слух и пошевелил пальцами ног, чувствуя мягкость прохладного ила и твердость камней под ним. Попробовал покачаться, пружиня в коленях и почувствовал отголосок ночной песни. Как будто ноги хотели танцевать, и поэтому им слышалась мелодия.
Сохраняя настрой, Юкон пошел к зарослям рогоза. Бедный рогоз! Топор сеял месть за три дня мучений, а стебли падали, словно это была пшеница, срезаемая острой косой.
— Получается у тебя, конечно крях знает что, но основу ты понял. Продолжай резать и вязать, а вечером я пришлю к тебе Мирона с волокушами. Отвезете рогоз к загону.
Вечером, когда они с братом все погрузили, Юкон с гордостью разделил с ним приготовленную утку. Его добыча запеклась в коконе из глины и ила, как в керамическом горшке.
Когда Юкон разбил эту скорлупу камнем, то у братьев от запаха потекли слюни. Хорошо пропеченное жирное мясо отваливалось от косточек и таяло во рту.
А еще, очень приятно было заметить в глазах всегда насмешливого старшего брата что-то похожее на уважение.
Перед отъездом Юкон подошел к чучелу, которое пробовал рубить в первый день. Приблизившись вплотную, он, копируя отца, не останавливаясь, спружинил коленями и качнулся справа налево. Топор описал дугу, а чучело слегка наклонилось.
Юкон не смог лихо перерезать своего игрушечного противника пополам, как ему хотелось. Но топор рассек пучок рогоза и оставил глубокий порез на палке.
После этого дня Юкон почти не расставался с топором, постоянно прося братьев поучить воинской науке
Глава 3
ЮП Бабочки в его голове
— Так что, теперь нельзя никого убивать? — спросил обычно молчаливый Юп.
В столице ходили слухи, что он становился кровожадным к середине недели, если ему не доплачивать за человеколюбие.
Слухи конечно ерунда, но скандалы после «недостаточно обоснованного массового кровопролития» и «неоправданных актов чрезмерной жестокости» патрульной службы чаще всего были связаны с Юпом. Он предпочитал решать вопрос с нарушителями в традициях своего народа. Ему, в принципе, платили не за гуманность, а за насильственные навыки, к которым располагало его происхождение и богатый жизненный опыт.
Сержант ответил на вопрос подчиненного резко.
— На ком будет еще один труп до конца месяца, вычту дневное жалование. А если трупов будет больше десятка, как ты, Юп, любишь, то сниму с довольствия на неделю.
Юп недовольно хмыкнул, но любимый тесак спрятал в чехол из бараньей шкуры на поясе и накинул на рукоять петлю. Чехол для тесака Юп сам сшил из конфискованной у контрабандистов овчины. Первые дни, вставляя в него тесак, он наносил на лезвие немного бараньего жира и теперь тесак всегда был защищен от сырости.
Кренер достал из кошеля на поясе несколько сушеных рыбьих хвостов и начал их не спеша грызть.
Сержант же по долгу службы продолжил портить подчиненным настроение.
— А ну, стоять смирно, обалдуи неотесанные, мордовороты безголовые, присланные мне Святой Юхой за грехи молодости! Слушайте приказ его светлости коммерпринца.
Ругался сержант без огонька, чувствовалось, что выполняет рутину. Выудив из-за пазухи сильно помятый документ, написанный каллиграфическим почерком на дорогой гербовой бумаге, он прокашлялся.
Лавочник Иза говорил, что такая бумажка, если чистая, стоит как половина жалования сержанта. Но, если писцы коммерпринца ее уже замарали, то продать ее точно не получиться.
Поэтому отношение к бумаге у командира патруля было не шибко почтительным. Он прищурил левый глаз и, держа приказ в вытянутых руках, начал вещать, подражая манере придворных глашатаев:
'Мы, Светлейший правитель Пограничья, покровитель всего доброго и попиратель всего дурного, гарант защиты жителей гор и долин от порождений бездны, опечалены!
Наша патрульная служба не чтит законы человеколюбия. Проливается кровь гостей нашего государства без доказательства вины либо за вину малую, смерти недостойную.
Доброе имя нашего края пятнают акты насилия, рисуя народу Пограничья личину кровожадного зверя, не чтущего законов гостеприимства.
Посему, всем стражам и патрульным отныне приказываю избегать кровопролития. Оружие применять только в крайнем случае. Проявлять человеколюбие и гуманность.
Нарушителей по мелким провинностям поучать добрым словом. За нарушение порядка взымать штраф, а если виновный платить откажется, то направлять его в долговую тюрьму для исправительных работ.
При всяком убийстве во время исполнения службы командирам писать пояснительные письма и передавать в канцелярию.'
— Поняли, обалдуи? Из-за того, что вы контрабандистов режете, а не штрафуете, у нас торговля хиреет и казна пустеет. Поэтому, если еще кого-нибудь прикончите, мне придется письмо в канцелярию писать.
Писать сержант очень не любил. Ему проще пол дня орать на подчиненных или бить их по мордам, чем написать одну страницу.
— А если письмо им не понравиться, то жалование порежут и мне и вам. Понятно, дуболомы?
— Оно то понятно — пробурчал Юп. — Но скажи, командир, если поймаем перебежчика с запретными артефактами за перевалом, то что с ним делать то? Денег у них ни шиша не бывает. Штраф не возьмешь! Что нам этих кряховых выродков до тюрьмы конвоировать? Может их еще и кормить по дороге?
— Ты дураком не прикидывайся! Если кого одного за за перевалом поймаем, то можно и в расход пустить. Никто о нем не узнает. А если целая шайка попадется, или торговцы рядом идти будут, то придется конвоировать. И блюсти при этом все требования гуманности!
Тут уже заворчал весь отряд. Никто не хотел вести пленных контрабандистов через горы. Те постоянно будут пытаться сбежать. Могут и подрезать кого из конвоиров или порчу навести, если какой-нибудь артефакт припрячут.
— Тихо, растопчи вас крях! Сейчас идем в казарму. Ярго, получишь у интенданта пайки на неделю. Остальным собраться. Пойдем в дозор к Мокрому ущелью. Там похоже огнелюбы новую дорожку натоптали.