– Кто этот майор Вудворд? – спросила тетя Юджиния.
– Тот высокий человек, который сейчас протягивает генералу бокал вина. Говорят, он пользуется благосклонностью генерала. – В голосе дяди Огаста послышались нотки презрения. – Еще говорят, что его папаша ставил капканы в Виргинии, пока не купил торговую компанию и не заделался уважаемым человеком. Ходят слухи, что сам майор, когда был мальчишкой, жил с отцом в племени дикарей. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он так и остался дикарем!
Камилла отыскала взглядом генерала. Рядом с ним она увидела майора, стоявшего перед солдатами. Среди своих спутников он выглядел белой вороной. В этом майор Вудворд был похож на Камиллу: та тоже чувствовала себя белой вороной среди своих родственников. Он был выше любого из солдат, а его светло-русые волосы несколько длиннее, чем положено по уставу. Камилла поняла, почему ее дяде майор казался дикарем: несмотря на то, что он был одет в безукоризненную военную форму, в выражении его надменного лица было что-то дикое и немного пугающее. Было видно, что с ним шутить не следует. Держался майор уверенно: казалось, взглядом может подавить любой бунт. У Камиллы закралось подозрение, что именно он, а не генерал, контролирует солдат, стоявших позади.
Похоже, майор почувствовал, что на него смотрят, и перевел взгляд на нее. Хотя издалека невозможно было различить цвет его глаз, Камилла почувствовала, как он окинул ее взглядом с головы до ног. Однако его взгляд не был похож на те наглые взгляды, что частенько бросали на девушек американские солдаты. Он был просто заинтересованным. Но это встревожило Камиллу еще больше, чем чей-либо наглый взгляд.
Когда майор ей приветственно кивнул, Камилла поспешно отвернулась, но продолжала чувствовать на себе его взгляд. Как же это неосмотрительно – уставиться на мужчину и привлечь его внимание! Не хватало еще, чтобы этот американец вообразил о ней бог знает что. Все американцы считали креолок распутными.
Как бы они посмеялись, узнай правду! Креолок держали в строгом неведении относительно всего, что касалось удовольствий супружеской жизни, иногда даже после свадьбы. Мужчины-креолы же предпочитали наслаждаться любовью на стороне, а не с супругами. Слава Богу, что у дяди Огаста не было любовницы, может, из-за того, что ему нравилось командовать женщинами: ведь ни одна уважающая себя любовница такого не позволит. Но Камилла слышала о креолке, муж которой развелся с ней после первой же брачной ночи, потому что она была настолько недобродетельна, что нашла удовольствие в его супружеских ласках. В отличие от многих своих сверстниц Камилла за то время, что провела в пиратском лагере отца, много чего узнала о жизни. Но она ни за что на свете не проболталась бы об этом дядюшке, потому что тогда он счел бы ее вконец испорченной девчонкой.
– О Боже! – пробормотала тетя Юджиния, стоявшая рядом. Только тогда Камилла услышала возбужденные голоса, доносившиеся из угла бального зала, – похоже, две группы людей хотели заставить оркестр играть разную музыку. Дирижер переводил растерянный взгляд с одной группы на другую, Однако вскоре уже и вовсе перестал участвовать в дискуссии: спорящие общались между собой.
– Послушай; ты, вонючий пожиратель лягушек, – кричал сурового вида американец по-английски в лицо молодому креолу, – нравится тебе это или нет, но теперь это Америка. А мы, американцы, танцуем рил и джигу, а не вальсы с котильонами! – Он повернулся к дирижеру. – Давай начинай рил, приятель!
– Что он говорит? – шепотом спросила тетя Юджиния у Камиллы, которая единственная в семье понимала по-английски: этому языку ее еще в детстве обучил один из пиратов, служивших под началом ее отца. Она начала переводить, но запнулась, когда креол что-то крикнул дирижеру, а затем, нахмурившись, повернулся к американцам.
– Только невоспитанная деревенщина может назвать эти дикие, безумные прыжки танцем! – произнес он по-французски. – Если вы не желаете танцевать цивилизованные танцы, то танцуйте где-нибудь еще!
Вновь послышались возмущенные голоса.
– Что сказал этот французик? – эхом разнеслось по залу. Те, кто знал французский, перевели сказанное. В ответ американцы начали потрясать кулаками и выкрикивать оскорбления.
Некоторые из креолов просто ограничились криком, другие же схватились за оружие. Встревоженная Камилла увидела, как майор Вудворд сделал знак солдатам. Они рассеялись по всему залу и, очевидно, приготовились к действию. Шум в зале все нарастал.
Тетя Юджиния стиснула Камиллу за руку и начала умолять дядю Огаста уйти поскорее. Камилла заметила, что некоторые женщины в толпе тоже запаниковали. Самые нервные хлопнулись в обморок, увидев, что их мужья и братья собираются сражаться прямо в танцевальном зале. Дядя Огает даже выхватил пистолет, чтобы защитить своих женщин.
Когда лязг стали подтвердил, что спор уже вышел за рамки простых угроз, и когда солдаты вытянули из ножен мечи, Камилла пришла в ужас. Прежде на балах тоже случались стычки, но они никогда не заканчивались дракой. К несчастью, выбор танцев стал символом того, что разделяло эти народы. Горячие креолы не успокоятся, пока не пронзят своими мечами десяток-другой американцев. Солдаты убьют их за это, а расплачиваться за инцидент придется всем креолам. Интересно, что сделает нынешний американский губернатор? Объявит военное положение? Бросит креольских зачинщиков за решетку? И все из-за того, что не смогли договориться, какой танец танцевать!
Кто-то должен положить конец этому безумию! Не раздумывая, Камилла выхватила из рук дяди пистолет и, вскочив на стоявшую рядом скамеечку, выстрелила в воздух. Издав гневный крик, и креолы, и американцы бросились на нового врага. Однако, увидев девушку с дымящимся пистолетом в руке, они постепенно стали затихать. Наконец в зале наступила полная тишина.
– Разве у вас нет разума? – Камилла бросила на кучку креольских мужчин испепеляющий взгляд. – Разве вы не помните, что произошло, когда нашими хозяевами были испанцы и вы задумали с ними сражаться? За это тогда казнили пятерых человек. Вы этого хотите? Ознаменовать наше вступление в Соединенные Штаты кровопролитием?
Зачинщики изумленно воззрились на девушку, а дядя Огаст дернул ее за юбку и, прошипев, чтобы она сейчас же слезла со скамейки, выхватил у нее пистолет. Но Камилла еще не закончила. Она обернулась к американцам: ее захлестывали эмоции, и она говорила на своем родном французском:
– А что касается вас, то хочу сказать, что мы тридцать лет находились под испанским господством, и испанцы никогда не заставляли нас танцевать фанданго. Неужели вы, кто так гордится своей свободой, заставите нас танцевать рил и джигу, когда мы этого не хотим?
Раздался приглушенный ропот: американцы просили, чтобы им перевели сказанное девушкой. Камилла уже хотела было повторить свою речь по-английски, но тут, заглушая шум толпы, раздался зычный голос майора Вудворда. Он совершенно точно перевел слова Камиллы.
Генерал Уилкинсон слушал его, склонив голову набок. Затаив дыхание, Камилла ждала, что он скажет. Когда майор Вудворд закончил переводить, генерал просто рассмеялся и, подняв вверх стакан с вином, произнес:
– Очень хорошо, мадемуазель.
Затем он повернулся к оркестру и приказал:
– Вальс, джентльмены! Сыграйте нам, пожалуйста, вальс!
Когда раздались звуки музыки, среди креолов послышались одобрительные возгласы и аплодисменты, а американцы начали ворчать. Но они не могли оспорить приказание своего генерала. Камилла молча наблюдала затем, как генерал что-то прошептал на ухо майору Вудворду и закружил миссис Уилкинсон в вальсе.
Только тогда Камилла поняла, как постыдно себя вела. Матерь Божия, она стояла на скамейке и что-то орала собравшимся мужчинам! Совсем как уличная торговка! А ведь ее имя и без того пользуется скандальной репутацией. Не стоило ей лезть не в свое дело.