Но грянула война, и Никифор пошел в армию. Вслед за старшим братом ушли на фронт и его младшие братья Фрол и Иван, а младший брат Иван с десяти лет был воспитанником полка, вырос до полковника. Одно замечание о фамилии. Во многих фронтовых документах написано: «Иус». Родные поправили. Правильно писать «Ивус».
…Кронит Пономарев — из бедной крестьянской семьи, из Свердловской области. В честь десятилетия Октября в селе Харлово возникла коммуна под названием «Гигант». В числе первых в нее вступил отец Кронита. Коммуна пережила много трудностей, и на ее базе возник колхоз. По совету отца Кронит окончил курсы трактористов и был первым механизатором на селе. Вступил в комсомол. Потом его призвали в армию, служил на Дальнем Востоке. Кончался срок службы, и Кронит мечтал вернуться к мирному труду. Но не удалось ему «посидеть у сосен уральских и берез раскидистых», как он писал, и проехал мимо своего родного села на фронт.
Фахрий Гайнудинов родился в Башкирии в крестьянской семье в шестнадцатом году, а Иван Тимофеев — в г. Лесозаводске в Приморье. Ему было двадцать четыре года. Как и Пономарев, они проходили службу в армии и из своих частей были направлены в дивизию.
Девятнадцати лет в дивизию прибыл и Василий Яковенко — самый молодой во взводе автоматчиков, родом с Черниговщины.
…Командир сводного отделения автоматчиков старший сержант Петр Петрович Почиталкин родился на Алтае в четырнадцатом году в крестьянской семье. Его отец в числе первых вступил в колхоз. Окончив сельскую школу, Петр трудился в колхозе, помогал семье. Во время службы в армии окончил курсы младшего комсостава, стал сержантом, командовал отделением. Только вернулся из армии, началась война. Он добивался отправки на фронт. Наконец просьба его была удовлетворена, и он оказался в нашей дивизии.
Петр Почиталкин был незаурядной, обаятельной личностью. С ним всегда приятно было поговорить. Скромный, тихий, уравновешенный, он не любил говорить о себе, а больше всего говорил о людях, которые его окружали, и прежде всего — о хороших.
О Лаврентии Луханине следует сказать особо. Прошлое всех бойцов взвода автоматчиков, как и взвода разведчиков, не вызывало никаких сомнений. Все они честно работали на заводах, фабриках, промыслах, в колхозах и совхозах, а некоторые на руководящей работе.
И только Луханин до войны несколько лет просидел в тюрьме. Попав под влияние окружавших его дурных людей, он занимался воровством, потом принял участие во взломе денежного ящика в банке, избил милиционера. В конце концов был пойман. Вернулся из тюрьмы перед началом войны и добровольно изъявил желание пойти на фронт.
С первых дней войны он был на фронте. Увидев чудовищные преступления гитлеровцев, Лаврентий возненавидел фашистов и сражался геройски. В короткий срок дослужился до звания старшины.
Не раз он ходил во вражеский тыл, доставал ценные сведения, крепко разил врагов из своего автомата. Как-то, вспоминая свое прошлое, он с горечью сказал:
— Плохо вел себя, очень плохо. Но я возмещу Родине за доверие, которое она мне оказала.
Свое слово он держал. Автоматчики с уважением относились к нему, как бывалому воину, очень внимательно прислушивались к его советам.
Вот и на высоте, в неслыханной схватке, он проявил себя геройски, истребил много фашистов и в числе первых во взводе уничтожил вражеский танк.
…После короткого затишья молчание в окопах было прервано. Люди стали рассуждать о том, что они сделали. Постепенно собрались все в одном, самом глубоком окопе.
— Ну, что хлопцы, повоевали? — первым нарушил молчание Андрей Рудых. — Чего носы повесили? Или недовольны чем? Или невесело вам?
— Было дело под Полтавой, — проговорил еще кто-то.
— Не под Полтавой, а под Россошкой, — поправил Кондрат Титов.
— Скажу по совести, ребята, первый танк я поджег со страха, — признался Василий Матющенко. — Как увидел, сколько танков идет, подумал: «Ну, конец!» Когда вы приняли решение не отступать, а принять бой, показалось, что, наверное, я один такой трусливый, и решил держаться как все.
— А ты, Вася, почаще так трусь, как в этом бою. У тебя неплохо получается, — заметил Виктор Мезенцев.
— Это что, — вмешался в разговор Михаил Толкачев. — А моего земляка Павла страх даже вылечил.
— Ну зачем так говоришь? — запротестовал Павел.
— Верно, верно, — настаивал Толкачев. — До боя у него живот болел. Как начался бой, гляжу, Назаренко поднялся и винтовку схватил, стрелять начал. Куда болезнь девалась?