Она продолжала работать, не отрывая глаз от клавиатуры.
Чем она таким занята? Жаим вдруг проникся уверенностью, что она пытается проникнуть в систему станции – и, может быть, уже знает о захваченной у врага гиперрации.
Нет, не может быть. Хотя она темпат, а не телепат, Жаим не позволяет себе даже думать о том, что слышал на совещании: слишком опасно.
Он вернул свои мысли к настоящему, продолжая следить за ней. Никакой реакции – а ведь она должна чувствовать интенсивность, если уж не предмет, его интереса.
«Это уже само по себе реакция», – подумал он, вспомнив, что за все те годы, когда Вийя с Маркхемом жили вместе, они ни разу не прикоснулись друг к другу и вообще никак не выражали своих чувств при других. Но каждый из них говорил о другом с непринужденностью, проистекающей из близкого знакомства – и доверия.
– А, ты здесь!
Восклицание Иварда застало Жаима врасплох, и он по старой привычке круто обернулся назад, изготовив руки. Вийя позади весело фыркнула.
Ивард, не смутившись, ринулся вперед – его веснушчатое лицо блестело от пота, как будто он бежал всю дорогу. Жаим заметил в мальчике некоторые перемены.
– Я так и надеялся, что ты меня дождешься, – сказал Ивард. – Я был на оси вращения, во дворце Тате Каги. Вот это здорово! А потом зашел к келли, и мы потеряли счет времени... – Тут Ивард защебетал и заухал – никогда бы Жаим не подумал, что человеческое горло способно производить такие звуки. Сам Ивард, казалось, не замечал своих успехов. – Оно так быстро идет.
– Давай-ка начнем, – сказал Жаим.
Ивард кивнул и закрыл глаза – видимо, чтобы наладить дыхание. Вийя тихо помогла Жаиму раздвинуть лишнюю мебель по углам комнаты и заняла место в арке: ведущей в сад, настороженно держа голову.
– Падай, – сказал Жаим, и Ивард послушно перекувырнулся, неуклюжий со своими длинными руками и ногами.
Жаим перевел взгляд на Вийю. Опять наблюдает за часовым-десантником. Зачем? Этого он тоже не мог взять в толк.
Но она не ответила бы, если бы он даже спросил, и Жаим вернул внимание к Иварду, уча его разным приемам падения.
Вийя наблюдала за уроком, но не двигалась и не говорила ни слова, пока Ивард, у которого никак не выходило одно упражнение, не попросил ее показать.
Жаим думал, что она откажется, и удивился, когда она молча отошла от окна и стала в стойку почти в пределах его досягаемости. Он заметил в ней легкий проблеск юмора – ничего явного, только изогнутые веки чуть-чуть надвинулись на темные, как ночь, глаза.
– Ха! – выдохнула она и атаковала.
Тело Жаима сработало раньше, чем мозг, но Вийя, после молниеносного обмена легкими ударами, приподняла его, лишь слегка крякнув от усилия, и швырнула в сторону. Он перевернулся в воздухе и приземлился в безупречном полуприседе, выставив руки.
– Здорово! – восхитился Ивард. – Давайте еще раз!
Они повторили. Тогда Ивард тоже захотел попробовать. Он уперся ногой в сцепленные руки Жаима, и тот подбросил его на метр в воздух. Мальчик приземлился неуклюже, но безопасно, перевернулся и поднялся на ноги.
– Тебе надо попрактиковаться, – сказал Жаим, подбоченившись. – Давай-ка вот с этого стула.
Ивард кивнул, отбросив назад рыжие, мокрые от пота волосы. Парень совсем недавно оправился от тяжелой болезни. Сам он, вероятно, не замечал своего хриплого дыхания, но Жаим заметил и велел ему немного посидеть.
– Покажите мне еще чего-нибудь, – попросил Ивард. – Раньше вы никогда не выступали перед нами. – Он говорил с вопросительными нотками и смотрел на Жаима, не на Вийю.
«Он тоже неплохо изучил ее – по-своему», – хмуро подумал Жаим.
Но Вийя напала, и все мысли вылетели у него из головы. Они финтили и атаковали, схватывались и отступали. Ее близость всегда тревожила Жаима, порождая у него в уме смутные образы, похожие на эхо. Пряный запах ее пота; ее длиннопалые руки с коротко остриженными ногтями; легкое прикосновение ее черных волос, когда она вырывалась из его захвата.
Все это сопровождалось смесью эмоций: унижения и возбуждения, страха и гнева. В былое время Жаим больше всех смеялся над бородатой шуткой Локри, потому что лучше всех понимал должарианскую природу Вийи: в одну жуткую ночь вскоре после прибытия на Дис она попыталась его изнасиловать, и ему пришлось сражаться не на жизнь, а на смерть.
Он встретился с ее темным взглядом. Интересно, помнит ли она об этом? Или для них это значит так мало, что сразу забывается? Она никогда не упоминала о том случае, а когда проделала недавно то же самое со злополучным Локри, вела себя потом как ни в чем не бывало.
Они закончили, а Ивард нехотя поплелся в свою комнату, сражаясь с воображаемым врагом.
– Завтра приду опять, если обстоятельства позволят, – сказал Жаим Вийе.
Она не стала спрашивать, какие обстоятельства, – только кивнула и ушла к себе, бросив его одного.
Часовой привычным жестом отдал честь. Жаим ответил, дошел по коридорам до транстуба и прислонился к двери, ожидая капсулу. Он понюхал воздух. Было «утро», и освещение напоминало восход солнца на планете земного типа.
Под ногами зарокотало, и прибыла капсула. Жаим вошел и отыскал свободное место позади нескольких пассажиров, едущих на работу. Капсула рванула с места, и ее плавное ускорение отозвалось у Жаима в диафрагме. Еще немного – и она вылетела из Колпака, начав спуск к онейлу. Зеленая мозаика по мере снижения обретала детали, и на ней выделялись, как шрамы, новые лагеря для беженцев.
Это поселение в отличие от Рифтхавена не имело неприглядных мест. Даже лагерные бараки, построенные из полуфабрикатов, были приятны на вид, хотя и перенаселены. Но площади онейла, занятые в основном под сельскохозяйственные культуры, были ограниченны, и новоприбывших теперь селили в Колпаке – а там далеко не так приятно.
Жаим улыбнулся, вспомнив о возмущении, которое выражали выселяемые штатские сотрудники, – и его улыбка стала еще шире, когда он смекнул, что у тех, кто должен был работать в Колпаке с захваченной гиперрацией, возмущение было притворным.
Внезапно ему вспомнился бесстрастный взгляд адмирала Найберга на совещании. Очевидно, тот не преминул использовать даже такую мелочь, как борьба за жилые помещения, чтобы прикрыть набор секретного персонала. Жаим ничего не знал о командире станции, но начинал понимать, что Найберг такой же мастер в политике, как он сам в уланшу.
«И чтобы работать с этими куклолицыми Дулу, ему понадобится весь его талант».
Жаим посмотрел в окно, но озеро около Аркадского Анклава затерялось в туманной дымке. В том месте Дулу особенно рьяно сражаются за престижные жилища, хотя непонятно, смотрит ли когда-нибудь Ваннис Сефи-Картано и ее друзья из своих окон на озеро. Нет, они смотрят на тот берег и следят, чем заняты те, кто повыше рангом. И для Ваннис это означает Брендона.
Жаиму вспомнились старые тревоги; когда он однажды спросил Брендона о Ваннис, тот ответил: «Когда-нибудь мы оставим дверь открытой. Уж это я, полагаю, должен своему брату». Что он имел в виду?
«Мне не обязательно это понимать».
Жаим откинул голову на спинку сиденья, слишком усталый, чтобы думать.
Соларх десантных войск Арторус Ванн стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел, как играют дети.
Со своего места он видел и комнату, где не было никого, кроме Эренарха Брендона, сидящего за пультом, и лужайку за окном, которая отлого спускалась к озеру в мягком «утреннем» свете.
В распахнутое окно Ванн слышал слабые, как жужжание насекомых, голоса детей. Ему казалось, что он угадывает их происхождение: те, что держатся, настороженные, поближе к деревьям и подозрительно посматривают на небо, – это нижнесторонние. Они не питают доверия к земле-небу, которая в онейле заменяет горизонт.
А те, кто бегает свободно повсюду, – это высокожители. Ребятишки, которые носятся больше всех, точно обезумев от радости при виде такого простора, родом из мелких поселений или даже с кораблей. Ну а те, которые деловито затевают игры, скорее всего родились и выросли на таких же стандартных онейлах, чей размер и максимальное население определены в своде правил, известном как Аксиомы Джаспара.