В самой маленькой комнатке у Агнессы поместилась лишь швейная машина, многострочный солидный «Зингер», и платяной шкаф. Зато был балкон. Он выходил во двор к рослому тополю, с листвой которого можно было поздороваться, протянув руку. Сейчас, в дни осени, тополь светился чистым желтым цветом, отчего в комнате мерцал золотистый свет; за это ему прощался пышный летний снегопад, устилавший балкон толстой пуховой периной. Не теряя времени, Агнесса села к машине. Притачала красные лямки к сарафану, настрочила яркие полоски на подол, потом красным и синим шелком вышила цветы у выреза и проймы и посадила в сердцевинку мелкие неровные жемчужинки. Обрывок подобного одеяния висел на стене, пришпиленный портновскими булавками прямо к обоям: эту ветхую, но подлинную справу она привезла из поездки по срединной Руси. На этом свободное время кончилось.
К вечеру они вновь погуляли, и после этого, несмотря на дневной сон, ребенка сморила усталость. Он стал капризничать, не выпуская из рук маленького автобуса, подаренного сегодня бабушкой, в покрасневших глазах появились слезы. Агнесса отнесла сопротивляющегося малыша сначала в ванную комнату, потом в постель. Уложила, укрыла, села рядышком.
— Баю-бай! Спи, глазок, спи, другой.
Мальчик успокоился.
— Мама, — сказал он. — Хочешь, я расскажу тебе сказку?
— Хочу. Сам сочинил?
— Сам. Однажды Утенок и Гусенок забрались в магазин, когда там никого не было. Побросали на пол все пакеты, разбили банки и убежали.
— Ой, как плохо сделали, — удивилась Агнесса.
— Зато интересно. Теперь твоя очередь.
Агнесса задумалась.
— Хочешь про спящую царевну?
— Нет.
— А про лягушку-путешественницу?
— Расскажи про автобус.
— Я не знаю такой сказки!
— А ты придумай!
Агнесса вздохнула, подумала и улыбнулась.
— Слушай. Жил-был на свете Маленький автобус. Вот поехал он по мосту, а мост крах! и провалился. Упал Маленький автобус в реку. А в реке жили крокодилы. Подобрался крокодил и цап его за бок! Зуб у него крах! и сломался. — Ой-ой, — закричал крокодил. — Я думал, он простой, а он железный. Не трогайте его, крокодилы!.. А Маленький автобус — тах-тах-тах — выбрался на берег и покатил домой.
Агнесса поцеловала засыпающего сына и отошла от кроватки.
На вечер у нее было намечено нечто очень важное. Именно сегодня оно должно было получиться, сейчас, в тишине квартиры. Она протерла пол влажной тряпкой, расстелила коврик и села.
Мягко светилась на тумбочке прикрытая абажуром лампа. Поблескивала в полумраке деревянная резьба книжного шкафа, бережно сохраненного с прошлого века. Многоуважаемый шкаф! Это был он. За его стеклами стояли старинные книги с дарственными надписями и пометами на пожелтевших страницах, книги друзей, дальних родственников, цвет русской мысли. Иногда в них встречались засушенные цветы и травы. Конечно, были и современные, и детские книжки. Напротив шкафа отсвечивало старинное зеркало «на семь свечей». Это означало, что при поднесении зажженой свечи в нем отражалось семь языков пламени. Оно было светлым, нисколько не помутневшим, лишь по уголкам, у скосов, разбежались черные паутинки. Сколько прекрасных лиц отразило оно на своем веку! Зеркало имело столик на четырех ножках в виде звериных лапок, покрытых когда-то позолотой. Два пейзажа и автопортрет юной Агнессы украшали стены. Тут же висел на плечиках новый, с иголочки, сарафан с жемчужинами внутри цветочков, которые она вышивала сегодня днем. Агнесса всегда вешала перед собой готовые вещи, чтобы полюбоваться на них и остыть, разлюбить, чтобы и сама работа остыла и не тянулась к ней.
Темой вечера была Валентина.
С некоторых пор Агнессу беспокоила явственная уязвимость ее перед властной хозяйкой «Каскада». Словно бы происходило вторжение в пространства души Агнессы, и она будто отступала все дальше и дальше. Стали задевать и оставлять болезненный след колкие замечания директрисы; раскрытая дверь кабинета, из которой Валентина наблюдала сотрудников, стали действовать на Агнессу, словно поток уничтожающей власти.
С этой несвободой она и решила разобраться сегодня вечером. Кто страдает, тот неправ, то-есть, тот испытывает тайное, темное, подсознательное удоволие от своих мук, с которым и предстояло поработать. Другая сторона пусть работает сама, если готова.
Когда-то давно, на первых курсах училища, ее познакомили с людьми, которые занимались йогой. Это были удивительные занятия. Кроме общеизвестных асан вроде наклона «поцелуй колено» и стойки на голове, исполнялись и другие, которые Учитель считывал, вызывая видимые только ему одному картинки; он и видел, и слышал в пространствах. В тех асанах участвовали сознание, дыхание, работа с болью в мышцах и связках, неизбежной в сложных позах. К последней фазе боль уходила, а исполнитель словно делался невесомым внутри себя. Конечно, это была подготовка к работе «в духе». Главное же место занимали беседы. Учитель, доктор психологических наук, был мужчиной средних лет, с крупной головой, темными, словно пульсирующими, глазами, в которых часто светилось горнее нездешнее выражение. Он обладал способностью летать во времени, оказываясь то в будущем, то в прошлом, и видеть события сразу на множестве уровней. То, чем делился он по возвращении, поражало вселенской связью простого и сложного, непостижимого. До сих пор Агнесса не только не смогла опровергнуть, но открывала глубже и глубже смысл услышанного ею в то время.