Он напрягся. Агнесса молчала. Именно сейчас, в эту самую минуту увиделось ей то высшее человеческое в нем, чему доверилась она в первую же минуту, оно светилось в его глазах, надо лбом, в чертах его и вокруг него, неизъяснимое, как цветение божества в человеке.
Николай ждал.
— Если честно, — призналась она, — то мне не верится.
— Что сделать, чтобы поверилось?
— Ничего. Пусть будет как будет.
Николай положил ладонь на ее руку, пожал легонько, почти неощутимо. Они помолчали.
— Твоя подруга Лада… как она?
— Она выиграла первый конкурс среди арфисток на исполнительское мастерство, теперь готовится к конкурсу по игре с оркестром.
— Я должен открыть тайну своего друга, Агнесса. Она мучает меня. Игорь женат, знаешь?
Агнесса опустила глаза.
— Ей станет легче не от этой вести. Она свои камни перетопит сама.
… К четырем часам в дашином кабинете были разложены все десять комплектов. Кабинет стал похож на одежную лавку. Покупатели не задержались. Два упитанных канадца вошли в просторный кабинет. Даша представила Агнессу. Канадцы принялись перетряхивать вещи, щупать ткань, швы, смотреть на свет, на просвет, вблизи, издали. Один из них почти не знал по-русски, другой изъяснялся свободно. Перетряхнув свой «английский», Агнесса давала пояснения.
Наконец, все уселись. Принесли в чашечках дымящийся кофе.
— Нам очень нравятся ваши изделия, госпожа Щербатова, мы готовы приобрести всю коллекцию. В Канаде, как известно, проживают потомки многих русских родов, сохраняющие обычаи и уклады своих мест. Представляется, что народная одежда разных уездов старой России будет для них желанным приветом с родины. Мы заинтересованы также в продолжении ваших исследований на взаимовыгодной основе, но вначале сделаем первый шаг. Кстати, ваше искусство много выиграло бы, если бы дополнилось обувью.
— Вы намекаете на лапти? — спросила Даша с насмешкой. — Нет уж. Мы не позволим ей портить руки, лапти плести каждый может. Итак, к продаже предлагается русский московский костюм, вологодский, архангельский, вятский, рязанский и другие. В каждом по шесть-семь предметов, всего десять комплектов. Сработано в одном экземпляре, ткань — самотканная рядина из народных мастерских, ручная вышивка, кружево, роспись жемчугом, бисером, кое-где позументом. Наша цена пять тысяч долларов за комплект.
Агнесса замерла. Но иностранцы и бровью не повели.
— Триста долларов, — был их ответ.
— Три тысячи, — сбавила Даша.
— Семьсот, — назвали они.
Сошлись на тысяче. Купцы рассчитались наличными тут же, на месте. Даша умело пересчитала купюры, отделила пятьсот и заперла в стол. Девять с половиной тысяч отдала Агнессе. Все вещи были упакованы в коробки и унесены незаметными услужливыми людьми. Джентльмены откланялись. Вся сделка не заняла и сорока минут.
Сумочка с деньгами свешивалась с плеча. Агнесса сидела молча.
— Что притихла? Или я продешевила? — с тревогой спросила Даша.
— Не по себе как-то… Словно детей продала.
— Зато деньги какие! На одни проценты жить можно. Спрячь понадежнее, в титьку, как бабки делают. Слышишь меня, Агнесса?
— Да.
В смутном, странно-спокойном состоянии Агнесса вышла за каменные ворота. Троллейбус только что отошел, остановка была пуста. Она свернула направо, пересекла переулок, отделяющий особняк от соседних домов, ступила на тротуар. Вдруг кто-то обнял ее сзади, привлек к себе.
— Я вас люблю, — нежно проговорил мужской голос. — Не кричите и не оглядывайтесь.
Сумочка будто сама соскользнула с ее плеча, мужчина метнулся в переулок. Постояв в неподвижности несколько секунд, Агнесса направилась к метро пешком, бесчувственная как кукла.
Вечером по телефону она рассказала об этом Николаю. Он остался невозмутим.
— Это моя вина, надо было подъехать, подстраховать тебя. Но я не предполагал, что речь идет о такой сумме!
— Кто это подстроил, как ты думаешь?
— Никак не думаю и тебе не советую. Будь осмотрительна и осторожна, но не засоряй себя подозрениями. Это не наше.
В начале июня экономикой овладела стихия распада. Понижение кредитного рейтинга России отвратило от нее последних инвесторов. Так начинаются все экономические кризисы. Доходность по ГКО сразу подскочила до восьмидесяти годовых процентов, но это уже никого не соблазняло. Спрос на доллары мгновенно вырос. Население, именно, «средний класс», надежда реформаторов, тот, что имеет сбережения и держится настороже, бросилось поспешно снимать деньги с банковских счетов. Опасно качнулись коммерческие банки, их капитал подвергся паническим выплатам по вкладам населения. Напрасно предлагала Европа российским коллегам признать, что разразился кризис, и действовать сообразно обстоятельствам, правительство не соглашалось. В России нет опыта каяться и признавать ошибки. После мая иссякли последние доходы, крупнейшие нефтяные компании не дали и десятой доли налогов. Много повидавший МВФ и даже Джордж Сорос советовали срочно девальвировать рубль процентов на двадцать, но в ответ прозвучала знаменитая по страстному высокомерию реплика председателя Центрального банка.