Оглянулся на жену. Она стояла в прихожей и сверлила его взглядом прокурора, собиравшегося вынести пожизненный приговор. А то и высшую меру. Вовке стало неловко. Он задумался, поискал глазами. Увидел мусорное ведро, поспешно схватил и направился обратно к входной двери.
- Пойду ведро вынесу, - пробормотал он, но как-то неубедительно.
"Врет, - молча вынесла вердикт Людка-прокурор, когда муж, едва накинув демисезонную куртку, скрылся за двойной дверью. - Он никогда ведро не выносит. К тому же оно еще неполное. Что-то не так".
Сомнения сжали сердце. Первым делом подумала: свершилось. И ее настигло несчастье. Кризис сорокалетия не миновал и ее образцового мужа. Наверняка к любовнице пошел. Ах, как жить дальше?!
Не так давно сочувствовала она подруге, Надьке Перминовой, у которой муж, едва тому сорок три исполнилось, ушел к молодой, двадцатилетней. А ведь тоже раньше в распутстве замечен не был. Зарабатывал хорошо - на железной дороге. Последнюю копейку в дом нес. Мастеровой был. И верный. Все время с женой его видели: на выборы вместе, с дачи - на дачу. Помогал по дому, Надька нарадоваться не могла.
И как гром среди ясного неба - собрал вещички и ушел. Спасибо, квартиру делить не стал. Да что там делить: с двумя детьми в двухкомнатной ютились. Точно, как они, Мичурины. Только у подруги девочка и мальчик, а у Людки два сына. Почти взрослые уже. У старшего, Славика, девочка есть. Младший, любимый, тоже Вовка и ростом с отца, в девятый класс ходит.
От нехорошего предчувствия Людке стало зябко. Надьке-то она сочувствовала, да не совсем искренне. Так только, дежурными словами отделалась. А когда самой коснулось... Жутко подумать! Не дай Бог в шкуре брошенки оказаться. Молодость, красота прошли. Кому нужна в такие-то годы? Сейчас молодые девки одни остаются, потому что мужиков не хватает, а уж их, сорокалетних, и подавно никто больше замуж не возьмет.
Нет, за своего собственного, родного, дорогого Вовку она будет бороться! В буквальном смысле. Разлучницу встретит - по морде даст. Волосы повырывает. Людка со своим добром просто так не расстанется. Она покажет, на что способна. Она не даст в обиду ни себя, ни Вовку. Окрутить не позволит. Потому что он у нее необыкновенный. Верный. Никогда поводов к ревности не давал.
Нет, не верится, что пошел налево. Не может он ни с того ни с сего круто измениться. Если только его не приворожить. Нужно ей следить в оба. Оберегать его от сглаза. А также от черной магии. С помощью которой некоторые чужих мужей не стесняются уводить. Тут она повела глазами в сторону первого подъезда их многоквартирного, пятиэтажного дома. Знала она таких одиночек-разведенок, охотниц за чужими мужиками. Что далеко ходить - эти "некоторые" здесь же, по соседству проживают. "Танька Клеменкова" называются.
Накрутив себя, Людка забыла о ванне. Любопытство разобрало. Решила она проследить. Скинула по-быстрому домашние тапки, сунула босые ноги в сапоги, накинула старое пальто поверх халата и, не покрывшись, юркнула за дверь.
Последнее дело - шпионить за мужем. Он не обрадуется, если ее застукает. Да и самой как-то неловко - взрослая баба, а как маленькая... Сомнения, угрызения длились недолго. На войне за собственного мужа любые средства хороши. Она не будет скандалить, только проверит, куда это он в двенадцатом часу намылился. Необходимо знать горькую, но правду, иначе не заснет.
Выскочив в коридор, Людка чуть не сбила с ног соседа сверху, вечно пьяного, но доброго Витьку Давыдова. В отличие от многих мужиков, его нельзя было назвать законченным алкоголиком - из тех, которые пили, не просыхая, спуская зарплату за пару дней.
Сосед всю жизнь трудился токарем на заводе, хорошо зарабатывал. Получку честно отдавал жене Вальке, потому она не возмущалась. Откуда брал деньги на выпивку? Шабашил. Пил каждый день, но каким-то, только ему известным способом, знал меру и не напивался "до чертиков". Даже ходил, не шатаясь. Только морда всегда сизая с красноватыми прожилками на щеках.
- Ты что, мать, на пожар что-ль спешишь? - испуганно отшатнувшись к стене, вопросил он и выпустил в воздух терпкое, самогонное облако. Не только изо рта. Тошнотный, сивушный запах вокруг него был настолько крепок, что, казалось, исходил из всех его пор, даже от одежды. И как Валька его каждый день выдерживает?
Хоть сосед ей не муж, Людка за компанию разозлилась и на него.
- Опять пьяный! - рявкнула.
- Эх, Люсь. Не мы такие, жизнь такая, - философским тоном изрек Витька фразу, которой оправдывал все, поступавшие к нему претензии. С усилием отвалившись от стены, он вдохнул побольше воздуха и потопал наверх.
Людка его не слушала. Сбежала вниз и, крадучись, выглянула из двери подъезда. В свете единственного на всю улицу, горевшего фонаря заметила - Вовка вывалил мусор в бак около сараев и поставил ведро в сугроб. Домой не поспешил. Отправился по скользкому, свежему снегу вдоль дома, к дальнему его концу. Странно. Там у него ни друзей, ни родственников. Что-то он задумал...
Прячась кое-как за кустами и спинками скамеек, сгорая от любопытства и ревности, Людка последовала за мужем. Если бы он хоть раз оглянулся, без труда заметил бы ее - в свете из квартирных окон. Вовка шел, не оглядываясь и не прячась, значит, совесть не мучила. Так зачем понесла его нелегкая к первому подъезду, когда жил в шестом?
Услышав, как хлопнула дверь в чужой коридор, Людка вздрогнула. Она еще надеялась найти невинное объяснение - может, у него голова заболела, решил пройтись вокруг дома, подышать здоровым, зимним воздухом перед сном. Видно, ошиблась. Побежала резвее. Прятаться перестала: муж скрылся в подъезде, жену-шпионку не обнаружит. Слеловало поспешить, чтобы заметить, в какую квартиру он войдет.