— У тебя есть кексики?
Мона оторвала взгляд от чайника и выгнула бровь.
— Настолько все плохо?
— Ты даже не представляешь.
— Кексы в жестяной банке. Лучше выложи их на тарелку, раз мы задержимся тут.
Уинн встала и подошла к шкафу, достала оттуда потрепанную зеленую жестянку с нарисованной сбоку названием бренда.
— О, точно. Мне нужно молоко для чая.
Мона зажгла огонь под чайником и повернулась к дочери. Нокс продолжал наблюдать, завороженный их взаимодействием.
— Вот и все. — Пожилая женщина уперла руки в бока и посмотрела на свою дочь. — Уинн Майванви Луэллин Поуи, если ты оказалась в ситуации, требующей кексов, и хочешь, чтобы в твоем черном как смоль и крепком чае было молоко, тебе лучше начать рассказывать мне, что произошло. Как скоро наступит конец света?
Уинн поморщилась и села обратно за стол.
— Может, мы сначала выпьем чаю?
— Говори, — приказала Мона. — Сейчас же.
Глава 4
Уинн пожалела о том, что встала с постели… в то утро более года назад, когда согласилась на должность ассистента профессора Макгиллского университета, изучающего целебные травы.
Если бы она просто отвернулась и натянула одеяло на голову, то никогда бы не поехала в Монреаль, не встретила бы Фелисити, Эллу и их Стражей и не оказалась бы втянутой в ту неразбериху, которую только что сумбурно описала своей матери.
Конечно, ее брат, вероятно, все еще числился бы пропавшим без вести, а мир все еще был бы в опасности из-за угрозы Общества, но то, о чем она не знала, не причинило бы ей вреда, верно?
Подождите. Апокалипсис причинит больше вреда в итоге, да?
Ее мать отодвинула кружку. Она перестала пить чай, когда Уинн начала рассказывать о ритуале, который разорвал связь Фил с демонической меткой, оставленной на ее руке заклинанием ночного.
К концу длинной, запутанной истории, кульминацией которой стали охранник, вывих лодыжки и появление Нокса, чай уже давно остыл.
Мона поднялась из-за стола и откинула волосы Уинн с лица, осматривая синяки и царапины от падения.
Она нежно провела пальцем по красной линии на горле дочери и тихо простонала.
— Не могу поверить, что я не заметила этого. Сиди. Я принесу аптечку.
Уинн с открытым ртом наблюдала, как ее мать прошла в ванную комнату, расположенную в задней части кухни.
— И это все? — потребовала она. — Я рассказала тебе о том, что Общество воскресило одного из Семи, вся Академия… или то, что от нее осталось… залегла на дно, Страж появился, когда один из приспешников, пытался меня убить, и в мире есть только четыре человека, которые знают реальный масштаб ситуации, а ты хочешь подлатать меня?
— Следи за своим тоном, мисс. — Мона появилась, неся белую пластиковую коробку и влажную тряпку, положив все это на стол, прежде чем вернуться на свое место. — Я слышала каждое твое слово, но мы можем делать только одно дело одновременно. Сначала мы подлатаем тебя, а потом поговорим о том, как поступить дальше. Думаю, сначала нужно связаться с твоими новыми друзьями в Канаде, но я сомневаюсь, что какие-то пять минут определят весь ход будущего. А теперь не дергайся.
Уинн беспомощно посмотрела на Нокса, но большой Страж лишь наблюдал, как мать взяла ее за подбородок и начала смывать грязь и следы засохшей крови, прямо как в детстве Уинн.
Если бы ее мать облизала большой палец и начала бы оттирать им грязь, Уинн, наверное, не удержалась бы от того, чтобы не отругать ее, как бы сильно она ни любила эту женщину.
Затем она убила бы Нокса. Страж совсем не помогал, не проронил ни слова с тех пор, как они приехали в дом ее матери. Как, черт возьми, он собирался спасать мир, если только и делал, что сидел и смотрел на окружающих?
Он встретил ее взгляд безучастным выражением и кивнул в сторону ее правой ноги.
— Ты должна позволить своей матери осмотреть лодыжку. Ты очень сильно хромала по дороге от машины.
— Моя лодыжка в порядке, — выпалила она, оскалившись. — Она выглядит плохо из-за того, что я повредила ее пару недель назад. Мне нужно просто приложить немного льда, и сразу полегчает.
Мона закончила наносить мазь на ссадины на лице дочери и окинула ее властным взглядом.
— Вывихнула лодыжку? Давай я посмотрю.
— Мам, я клянусь, это…
Мона ждала.
Вздохнув, Уинн сдалась и отодвинула стул, поднимая ногу и положив ее на колени матери. Она знала это выражение лица. Оно означало, что Мона Поуи ожидает повиновения, и, если ей придется ждать вечно или обрушить на ребенка свой могучий гнев, она так и сделает. Учитывая ее вспыльчивый характер, Мона обычно выбирала гнев. И Уинн помнила об этом.