– Галич? Я правильно поняла вашу фамилию?
– Мадемуазель Галич.
– Да, извините.
– Девушка, давайте вы уже проводите меня до номера, прикажете консьержу отнести туда чемодан, а горничной – принести воды без газа в стеклянной бутылке. Можно «Aquadeco» или «Berg», не суть.
Блондинка застыла, потом моргнула, консьержа у них не было, а горничная, точнее, уборщица, будет только через пару часов.
– Вы меня слышите? Алло!
– Из воды есть кулер в конце коридора, там без газа.
– Понятно,– Ада закатила глаза, нервно постукивая по стойке идеальным маникюром.– Хорошо, кулер так кулер, просто дайте мне ключ, и я пойду. Но вещи пусть принесут.
– Вот, номер тринадцать.
Вот же белобрысая тощая сучка, это она специально подсунула тринадцатый номер. Но Ада была не суеверна, сейчас нет, хотелось быстрее принять ванну, выпить бокал сухого «Паскаль Жоливе Сансер», в это время суток и под ее поганое настроение, вино подошло бы идеально, а после расслабиться и лечь спать. Но в этой провинции явно не слышали о таком.
Девушка быстро заполнила бланк, отдала паспорт, вышла из-за стойки ресепшена и, схватив чемодан мадемуазель Галич, поволокла его к лестнице на второй этаж. Ей хотелось быстрее избавиться от этой особы, которая навевала легкий ужас как от надвигающейся катастрофы.
Аделина пошла следом, рассматривая точеную фигурку и длинные ноги блондинки. Фигура была хорошая, тут не поспоришь, это и раздражало. Последние десять лет Галич раздражало это в других больше всего, потому что у нее больше нет такой фигуры, а она была.
Барбара сказала, что она не ценит того, что в ней есть, что сейчас Аделина роскошная, дорогая, вкусная, сочная и аппетитная женщина, мечта любого мужика, у которого все в порядке со вкусом и эрекцией. Причем вес пришел не сразу, как-то постепенно и незаметно, килограмм за килограммом, сантиметр за сантиметром.
И вот ты уже не сорокового европейского размера в сорок лет, а сорок шестого, а если перевести его на российский, то это пятьдесят второй. Хорошо еще ее спасал высокий рост, наличие талии и грудь, которая стала больше.
Блондинка наконец дотащила дорогой Луи Виттон до тринадцатого номера, открыла, любезно пропуская гостью вперед.
– Прошу, это наш лучший номер, на удивление он оказался свободным, должны были заселиться молодожены, но свадьба сорвалась.
– Замечательно.
– Вы так думаете?
– Да, значит, будет тихо и спокойно, как и должно быть в отеле с названием «Приват». Я надеюсь к вам сборная по тайскому боксу не заселится в ближайшие два дня?
– Нет, не должна. Ванная комната справа, есть мыльные принадлежности, также телевизор, холодильник, набор посуды, – девушка говорила быстро, запинаясь и волнуясь.
– Стоп. Больше ни слова. От вашей болтовни уже болит голова, просто оставьте меня одну, до кулера я дойду сама.
– Да, хорошо, – блондинка вышла за дверь, прислонилась к ней. – Вот же сука.
Ада улыбнулась.
По-русски это так пикантно звучало, давно она не слышала данное ругательство в истинном его исполнении. Второй муж любил так ее называть, но делал это с таким жутким акцентом, что хотелось смеяться.
Конечно, сука. Быть белой и пушистой там, где плавают акулы и живут гиены, невозможно, ты просто не выживешь, станешь кормом, тебя разорвут на части, а потом проглотят и переварят.
Вот этому ее учил первый муж, царствие ему небесное, извращенцу.
Ада бросила сумочку на кровать, прошлась по номеру, было все довольно мило. Темный ламинат пола без ковров на контрасте со светлыми стенами, широкая кровать, покрывало темного шоколада, жемчужные бра. Все портила абстракция на стене, странная картина, словно художника стошнило на холст. Пришлось снять туфли, залезть на кресло и снять ее, выставив в коридор.
Включив кондиционер и скинув платье, Ада зашла в ванную. Здесь тоже было недурно, приятно пахло, в душевой за стеклянной стеной были шампунь и гель. Включив воду, сняла белье, отбросила его в сторону, шагнула под воду и закрыла глаза от блаженства.
Это лучшее, что с ней произошло за последние сутки. Чертов самолет, чертов перелет, чертов таксист и эта худая глиста.
Мышцы расслаблялись, руки блуждали по телу, пена взбивалась под пальцами, касания вызывали легкое возбуждение. Так было теперь часто, стоило остаться одной, прикрыть глаза, отвлечься от суеты, подумать о чем-то приятном, как мысли уносили в эротические фантазии.