— А она?
— Смеялась. И еще в последний день, то есть утро, как ему на похороны ехать, он сказал: «Тебе только месть нужна, доведешь меня до смертоубийства!»
— Месть? — переспросил я. — Кому?
— Черт ее знает… извиняюсь. В общем, она его довела. Он выпил яд и ее отравил. — Девица подумала. — Или наоборот. Я так следователю и сказала: или — или.
— Вас допрашивали?
— А как же! Прямо в воскресенье из дома вызвали. Трупы при мне увезли. — Она содрогнулась. — В черных мешках.
— Французский флакон из-под яда видели?
— Я его и нашла! Под кроватью валялся в спальне, уже пустой. Фирмы «Коти». Евгений Денисович суетился, весь белый, руки дрожат, он же мертвых обнаружил…
— Вы с ним разговаривали?
— Я спросила: из-за чего они?.. «Не спрашивай! Все сложно, Ниночка. Сложно и страшно». И уехал после допроса. Потом, уже во вторник, за одеждой приезжал, за погребальной. Я дала черный костюм и белое платье. Больше, говорит, ничего не нужно, все взяла на себя похоронная фирма.
— Вы на кремацию ездили?
— Я бы съездила, но он точное время не знал. — Нина помолчала. — Что-то не звонит, не заходит…
Я переменил тему:
— Расскажите о той субботе, шестого сентября.
— Ну что? Натали весь день дома торчала, вроде читала. Они всей компанией подвалили часов в шесть. Я подала легкий ужин. Сюда, в гостиную, как обычно по субботам, когда они стихи друг другу читали.
Горничная улыбнулась в зеркале в золоченой раме (напротив, в простенке между окнами, — она со своего отражения глаз не сводила), провела рукой по пышным прядям. Прелестное существо, поэтическое (когда рот не открывает).
— Поэты, должно быть, за вами приударяли?
Передернула плечами, рассмеялась тихонько.
— Вы убирали бутылку шампанского и два бокала из прихожей? Помните, на постаменте статуи святого Петра?
— Да, убрала, вымыла. Шампанского в бутылке было на донышке.
Я помолчал, прежде чем задать главный вопрос:
— А бокалы? Оба пустые?
— Оба.
Итак, я убил брата моего.
— Какие вы подавали напитки в гостиную?
— Это не мое дело. Выпивка в баре в столовой — выбирай на любой вкус. Хозяин с секретарем обычно наливались шампанским, Степан Михайлович дул коньяк, а Петр… Петр Алексеевич — водку.
— Вы к ним входили во время трапезы? — невольно (не иначе как под влиянием «Погребенных») употребил я редкое слово.
— Трапеза! — Ниночка усмехнулась. — Ой, да не монахи ваши друзья… Никогда не входила, если не позовут. Еще весной, в первый раз, я соус забыла подать, вхожу, тут хозяин декламирует… Как они на меня глянули! Приказано было ни под каким видом не беспокоить. Часов в семь, как было обговорено, я подала кофе.
— Они были сильно на взводе?
— Не знаю, не видела. У меня по дороге Натали поднос отобрала, сама к ним направлялась.
Подозрение тотчас коснулось души, но я его отбросил. Зачем ей было подливать яд в кофе, если она сама погибла?
— А дальше?
— По субботам я обычно в десять уходила, из-за этих сборищ. Собрала посуду, вымыла…
— А гости?
— Разъехались. Евгений Денисович сказал, что остается, «патрон попросил»…
— Секретарь нервничал, был взволнован?
— Да с чего бы? Он и раньше оставался. Добрый человек, — произнесла девушка с некоторым чувством. — Но слабый… пьяненький был после шампанского, должно быть, спать завалился.
— Где он ночевал?
— В прихожей дверь видели? Такая узкая… там комнатка, специально для гостей. Вот Всеволод Юрьевич — тот был действительно не в себе.
— То есть?
— Ну, такой мрачный, отчаянный… на все готовый, понятно? Я говорю: пошла, мол. А он не отвечает, смотрит так странно, долго-долго смотрел на меня, рукой махнул: «Ладно, — говорит, — живи». Понимаете? Наверное, все-таки он их обоих отравил.
— А Наталья Николаевна?
— Больше я ее не видела, вот только когда поднос отдала.
— Петр со Степой вместе уехали?
— Нет. Степан Михайлович такси вызвал (сильно принял), а Петр Алексеевич на своей «Волге» меня подвез.
— Вы где живете?
— Да недалеко, на Цветном бульваре.
Она вновь улыбнулась своему отражению в зеркале, поправила пышную прическу; улыбочка самодовольно-обольстительная; в глубине голубых глаз мелькнула усмешка — или страх? — что-то это прелестное создание скрывает.
— Вы одна живете?
— С родителями.
— Они смогут подтвердить ваше алиби на шестое сентября?
— Что-о? — изумилась Ниночка.
— Алиби на вечер убийства.
— Да вы что!
— А если они убиты?.. — прошептал я; наши взгляды в зеркале встретились; она вскочила, пронеслась по гостиной, исчезла. Я поспешил за ней и услышал, как гулко грохнула входная дверь.