Нынешний курс был уникальным, потому что Тараба принял его, получив обычный гонорар — в денежных единицах. Для полного счастья ему не хватало еще двадцати фляжек самогона, и поэтому он становился менее привередливым в вопросах оплаты.
Когда количество достигнет сорока бутылок, поставит на своем старом возе и будет пить несколько дней, прерывая это благое дело подбрасыванием корма старой кобыле. Тогда ему уже будет все равно. Много лет назад определил, что праздник тогда, когда в его конюшне соберет сорок фляжек водки, что было не совсем легко, учитывая текущее потребление.
Увидев, что его пассажир подходит к проволоке с каким-то чудаком в сером костюме, кучер Тараба поднялся с недоверием с воза и, покусывая в зубах травинку, смотрел на военного с обожженным ртом, который делал какие-то резкие движения.
Они были около двадцати метрах от воза.
— Что? — крикнул Тараба.
— Раскрой и покажи ее лицо тому господину, — крикнул старый офицер.
Тараба потрогал голову трупа и снял с нее занавеску.
Потом схватил девушку за волосы и потянул голову за край воза.
Чудак в сером костюме прислонился быстро к будке часового, старый офицер махнул рукой, кучер уронил труп обратно на доски своего катафалка, лег на возу рядом с трупом и начал созерцать причудливые звуки русской речи, которые — усиленные громкоговорителями — доносились очень четко из-за линии фронта.
Бреслау, четверг 15 марта 1945 года, пять часов дня
Профессор Брендел опирался дальше о будку охранника. Его лицо было почти таким же серым, как и одежда. Он дышал быстро и резко.
— Кто это? — спросил спокойно Мок.
— Панна Берта Флогнер, племянница графини, сирота. — Брендел, в конце концов, набрал воздуха. — Любимая ею, как настоящая дочь, в которой Бог ей отказал в своей непостижимой мудрости.
Мок вздохнул. Умершая была идентифицирован. Теперь пора домой, к жене, к ребрышкам, плавающим в томатном соусе, к чудесному аромату асторов, которые были изготовлены в Берлине и стоили соответственно кучу денег на черном рынке. Теперь только сбросить это безжизненное тело в пыль казарменного плаца и уехать на Цвингерплац, а там выпить пару бокалов гданьского голдвассера и посетить в подвале маленьких друзей.
Неважно, кто этот сумасшедший в сером костюме и что здесь делает, неважно, кем является таинственная графиня, которую Шмолл окрестил как «особу чрезвычайно опасную», важно только то, что панну Берту Флогнер изнасиловали и убили русские, и то, что она была идентифицирована.
Мок оставил плачущего под стеной профессора Брендла, пошел вдоль барака с красным крестом. Он хотел выйти на казарменный плац, чтобы отправиться в караульное помещение, только внутренние ворота, отделяющие бараки заключенных от барака коменданта, были закрыты.
Охранник не торопился с открытием и смотрел куда-то над головой Мока.
До него доносились лишь короткие, отрывистые слова:
— Вы хотели меня видеть, капитан Мок. Чем могу служить? Обергруппенфюрер СС Ганс Гнерлих к услугам. Вы не должны представляться.
Мужчина, говорящий эти слова, был мощно сложен. Черный мундир СС сидел на нем, как на манекене. Выдвинутая челюсть затенена была полоской крепкой щетиной. Маленькие, глубоко посаженные глаза блестели под седоватой соломой волос, выскальзывающих из-под шляпы. Хлыст выгибался на блестящем голенище офицерских сапог. Немецкая овчарка сидела послушно у ног хозяина.
Рядом со своим шефом стоял лейтенант Шмолл, упирал взгляд в свои ботинки и был столь же ласков, как пес коменданта.
— Это большая честь, что вы сами побеспокоились. Я хотел идентифицировать тело молодой девушки, господин комендант. — Мок почувствовал разочарование от мысли, что должен уже в третий раз рассказывать происшествия сегодняшнего дня.
— Я нашел ее изнасилованной в квартире на Викторияштрассе. Жила еще час.
— Интересно, что вы говорите, гауптштурмфюрер, — сказал Гнерлих. — Но позволю себе заметить, что Викторияштрассе находится, пожалуй, с субботы в руках русских. Как вы туда попали? Неужели новый комендант крепости выдал постоянный пропуск офицеру, отстраненному от обязанностей?
— Я русский шпион, — ответил Мок.
Гнерлих громко рассмеялся. Его собака и адъютант пошевелились беспокойно.
— Отличная шутка, гауптштурмфюрер! Превосходная острота! — воскликнул Гнерлих и добавил ядовитым тоном: — Понимаю, что старшие офицеры СС и полиции иногда забредают за линию врага, но, пожалуйста, мне еще расскажите, чему я обязан вашему визиту?
— Имена владельцев квартиры я проверил в списке жильцов. Рюдигер и Гертруда фон Могмиц. Как каждый житель Бреслау, я знаю судьбу генерала фон Могмиц и его супруги. Я знаю, что случилось с генералом и с его женой после покушения на фюрера. Не был, однако, хорошо информирован. Я знал, что графиня фон Могмиц пребывает в каком-то лагере в Бреслау, но я не знал, что на Бергштрассе. Об этом я узнал сегодня совершенно случайно от одного офицера, который был свидетелем смерти ее племянницы.