Он отверг эту мысль и выглянул в окно. Его эсхатологическим интуиции были подтверждены внешними явлениями: здание задрожало до основания, дымящийся щебень стелился по двору, а штукатурку на потолке туалета пересекли две косые черты. При их виде Мок выбежал из уборной в ателье и — двигаясь почти на ощупь, — упал на клоповый диван. Руки распростер на спинке дивана, а голову отклонил назад, мучительно напрягая мышцы шеи. Разинув рот, громко втягивал воздух. В его теле вспыхивали маленькие взрывы боли. В спину кто-то вкручивал ему заостренную трубу. Дыхание доставляло все большую трудность.
Он подумал о докторе Реве и о раке бронхов. Вдруг щелкнул затвор фотографической камеры и сумрак ателье был разорван белой вспышкой. Капитан поднял голову так резко, что едва не потерял сознание от вращения.
— Круто, — засмеялся Артур Грюниг и начал целую серию щелчков. Вспышка фиксировала в памяти мальчика забавные образы. Вот капитан Мок с открытыми от гнева губами, вот трясется его живот в бельевом комбинезоне, вот злой старик грозит ему кулаком.
Верхний свет прервал забавы Грюнига. В ярости Мок схватил его за ухо и увидел пренебрежительную усмешку. Осознав недостатки своего гардероба и внешности, он овладел собой, отпустил маленького Артура и погладил его по жестким от грязи волосам.
— Подожди здесь, — буркнул он, видя, что мальчик держит в руках коричневый конверт с печатью и с орлом, держащим в когтях знак вечного блаженства. — Я переоденусь и сразу приду к тебе.
— Только быстро, потому что мне нужно выйти, — сказал мальчик ломающимся голосом.
Мок посмотрел на Артура через некоторое время. Знал его как робкого ребенка, который среди мусорных ящиков и каморок двора превратился в честного хулигана. Однако всегда малыш Грюниг с почтением кланялся Моку, оказывая ему — как почти все жители квартала домов — уважение и легкую боязнь. Он никогда не видел меня в кальсонах, объяснил он себе мысленно странное поведение ребенка, в кальсонах каждый выглядит лишенным достоинства, как старый еврей на Валштрассе, член которого вызывал безудержное веселье в молодых, здоровых парнях из Гитлерюгенда.
Мок посмотрел еще раз в безразличные глаза мальчика и вошел в темную комнату фотографии, которая — видно это было по грязной постели — служила Ханушу как спальня. Оделся довольно быстро, и вышел через некоторое время, безупречно одетый в свой темно-коричневый костюм. Представление, которое наблюдал, изумил его и рассмешил.
Малыш Артур Грюниг стоял перед камерой, одетый в какую-то старую жилетку. На его голове была шляпа Мока. Его бедра охватывал пояс с двумя кобурами, из которых торчали два «вальтера». В руке держал спусковой тросик. Он то и дело вынимал из кармана пистолет и стрелял в сторону объектива.
— Ну ты ковбой! — Мок улыбнулся вымученно. — Спасибо за решение моей проблемы. Оружие, как я вижу, ты забрал из Бюро гражданского состояния.
— Да, забрал, — сказал мальчик и потянулся за своим плащом и фуражкой. Шляпу Мока бросил на диван. — Мне надо идти!
— Подожди. — Мок положил руку на плечо мальчика. — Что с тобой происходит? Почему так себя ведешь? Что-то случилось? Дома все в порядке?
— Ничего не случилось, — мальчик презрительно стряхнул руку мужчины с плеча и направился к выходу.
— Стоять! — Мока охватила ярость.
Схватил Грюнига за воротник и поднял над землей. Мальчик вытянул руки вверх и выскользнул от Мока, оставив в ее руках свой плащ с порванной подкладкой. Полез в кобуру и вынул пистолет. Не успел, однако, выстрелить. Мок отреагировали быстро и инстинктивно. Он схватил мальчика за запястье и вывернул ему руку так, что оказалась она за его спиной. Пистолет ударил с грохотом в пол. Второй «вальтер» был через несколько секунд в свободной руке Мока.
Держа все еще Грюнига в болезненном захвате, повел его в спальню Хануша и там толкнул на пожелтевшее одеяло без пододеяльника. Мальчик лежал лицом в постели и не поворачивал головы. Мок включил свет и огляделся по темной комнате. Оглядываясь за себя, вернулся в павильон и сунул оба пистолета в футляр с винтовкой. Футляр он положил на диван, а потом снова вошел в темную комнату.
Хотел задать Грюнигу вопрос, который не имел ничего общего с теми, которые перед этим мальчик услышал. Был это вопрос упорядоченной натуры, а в результате он вытекал из нарушенного естественного состояния вещей, — как будто спросить велосипедиста, почему педалирует только одной ногой, или игрока в бильярд — почему один из шаров является кубом. Он стоял в дверях, опирался о дверной косяк и смотрел в горящие ненавистью глаза.