***
Всю следующую неделю я жила по плану и по расписанию – подъём в пять утра, за час до восхода солнца, зарядка, медитация, утренний чай на балконе. Потом работа с письмами, повторение материала по учёбе, завтрак, занятия в Академии, обед с Сари или в одиночестве в парке Астрономов (столовую всё ещё не открыли, меня кормил фургончик). Потом опять учёба, встречи с юристами и представителями банков, учёба и работа над проектом с Сари. На занятия по кузнечному делу я решила ходить три раза в неделю, по понедельникам, средам и пятницам, железная фея хвалила мой прогресс, очаровашка Кхо приглашал поработать над одним проектом вдвоём, я пока не решилась, но обещала подумать, как только немного разделаюсь с делами.
Ночью я читала о своей демонской сущности и училась управлять своими новыми способностями, спать ложилась в три, в дни занятий кузнечным делом – в два, я уставала. Ощущение физической усталости мне полюбилось, я иногда сдерживала себя, чтобы не уработаться слишком сильно – герой книги о Вестнике несколько раз рассказывал о случаях, когда увлекался работой или сражением настолько, что потом долго восстанавливался от истощения сил, он плохо чувствовал границу, за которой пора начинать себя беречь, я тоже поняла, что во мне это есть, и стала беречь себя заранее.
В отеле мне сказали, что Алан уехал. Номер был оплачен до конца октября, отменить это Алан не захотел, и распорядился поддерживать номер в готовности его принять до крайнего срока. Обычно в таких случаях номер втихую объявлялся свободным и сдавался на более короткий срок, но с пентхаусом так делать не рискнули, побоялись того, что номинальный и фактический постояльцы могут оказаться знакомы. Я ходила туда играть на рояле трижды, приходила ради этого на два часа раньше начала своей смены, коллеги меня прикрывали. Из-за вечера во Дворце Спорта мне пришлось поменяться сменами, и я опять дежурила с девушкой-чизкейком, которая всю ночь трещала, не жалея своего пончика, о слепых и тупых демонах, которые повелись на эту бледную Никси и эту тощую Лейли, как будто никогда не видели действительно красивых девушек. Я улыбалась и кивала.
Господин Лант написал мне безгранично язвительное письмо, в котором пообещал выделить для экспериментов роту солдат контрактной службы и толкового куратора, как только я предоставлю ему хотя бы минимально убедительную программу исследований. Я рассказала об этом Сари, она пришла в восторг и удвоила усилия, которые и до этого выглядели подозрительно. У меня было ощущение, что у неё в этом деле глубоко личный интерес, причём, не финансовый – ради всего лишь денег так себя не выжимают. Она засыпала на парах, в прямом смысле не держалась на ногах, я со счёта сбилась уже, сколько раз успевала ловить её за шиворот буквально на полном ходу, когда у неё в середине вдохновенной речи об исследованиях подгибались ноги, и она начинала падать лицом вперёд.
Я не решалась пока лезть ей в душу с расспросами, но подозревала, что у неё есть кто-то, кто тоже будет стоять на стене Каста-Гранда в феврале, и кого она не хотела бы там потерять. В её семье, видимо, не учили детей ставить свои интересы выше чужих. Это было эгоистично, но я не собиралась наставлять её на путь истинный – это её здоровье, имеет право гробить его по своему усмотрению.
Кори с нами работать отказался, и свои наработки Сари не дал, она на него пару дней пообижалась и простила, убедив себя, что он просто имеет своё мнение и не хочет ни под кого подстраиваться, но по сути, делает то же самое, что и мы, а значит, ему надо помогать. Они иногда работали вместе, но без меня. Я и не рвалась.
Никси не появлялась на занятиях вообще, зато постоянно появлялась в журналах, отвечала в интервью на одни и те же вопросы, снималась в одних и тех же позах, пробовала петь. Я не видела в её исполнении чего-то невероятного – петь умели все эльфы, выходить на сцену для этого никто не считал нужным.
Мама до сих пор не написала, я отправила ей ещё одно письмо, но ответ прислал отец, три строки, брызжущие ядом: «Твоя мать укатила по своим делам неизвестно куда, твоё срочное письмо лежит на её столе нераспечатанное, но если там просьба прислать денег, то забудь, на тебя у неё денег нет. Попроси у своих смазливых демонов, я уверен, мать тебя научила, как это делается». Я прочитала его и забыла.
***
Глава 46, первое предложение
Суббота, 26 сентября, Грань Тор
Вечером в субботу мы сидели в библиотеке первого корпуса с Сари, делили остатки моего обеда из контейнера и смеялись, обсуждая разные идеи по поводу того, каким образом будем утомлять и подпитывать своих солдат, когда нам их наконец-то выдадут. Сари предлагала заставлять их бегать кругами в противогазах, изображая слоников, я пыталась доказать ей чисто логически, что это неэтично, но получалось плохо – вся их служба была сплошной неэтичностью. Сари убеждала меня, что это норма, потому, что если исходить из соображений этики, то армия не получится. Во время очередного взрыва нашего смеха я увидела, как в дверь за спиной Сари входит ярко одетая и накрашенная Никси с моей сумкой в руках, я перестала смеяться, Сари заметила и обернулась, тут же посмотрела на меня и шёпотом сказала:
– Ох и вырядилась.
Я промолчала, хотя была согласна – на Никси был ярко-жёлтый, очень обтягивающий брючный костюм, настолько тонкий, что если бы под ним было бельё, его было бы видно. Она сменила стрижку, волосы блестели специальными блёстками, похожими на те, которые сыпались с потолка в ночь аукциона, на лице было столько краски, что хватило бы на зимний пейзаж размером с тетрадный лист. Я извинилась перед Сари и пошла к Никси, остановилась перед ней, она долго смотрела на меня молча, как будто искала что-то в моей внешности, и не могла найти, и её это раздражало. Я дождалась, когда она посмотрит мне в глаза, и указала вопросительным взглядом на мою сумку в её руке. Она протянула мне её и сухо сообщила:
– Алан просил передать, он уехал вчера. Открытка внутри.
– Спасибо, – я взяла сумку, опять вопросительно посмотрела на Никси. Она отводила глаза, изо всех сил пыталась выглядеть взрослой и смелой, но я видела, как её плечи хотят сутулиться, я слишком хорошо её знала. – У тебя всё хорошо?
– Нормально, – без раздумий ответила она, глядя в сторону, я усмехнулась:
– «Нормально» – недостаточно хорошо для девушки, недавно обручившейся по большой любви.
Она промолчала, дёрнув плечом с равнодушным видом, как будто я могу думать, что захочу, она ничего мне не обязана объяснять. Для меня эта хилая бравада выглядела как крик о помощи, но я не считала себя вправе лезть ей в душу, вряд ли она будет этому рада.
Я тоже пожала плечами и отвернулась, безмолвно заявляя, что её проблемы – не моя забота. Она усмехнулась и смерила взглядом моё платье и причёску, язвительно интересуясь:
– У тебя, я так понимаю, всё прекрасно?
– Да, я в порядке, – ровно кивнула я, она отвернулась:
– Ну и хорошо.
– Почему ты пропускаешь занятия?
Она поморщилась, как будто именно этот вопрос не хотела услышать больше всего, я не отводила глаз, и она ответила, неловко ковыряя пальцем ладонь:
– У меня съёмки были. Бабушка... уехала, а я забыла предупредить её команду, а когда вспомнила, они уже были там все готовые, и мне пришлось отработать за неё. И всем понравилось. И теперь половина её графика съемок моя. У меня ещё интервью всякие, много чего. Нас пригласили на телевиденье вместе с бабушкой. Телевиденье – это такое...
– Я знаю, что такое телевиденье.
– М, ясно, – она так мялась, как будто я была её работодателем, или суровой наставницей, которая может наказать за прогул лишением сладкого. Это выглядело одновременно жалко и мило, напоминало о тех временах, когда я заставляла её учиться или говорила о том, что завтра в прогнозе дождь, а она всё равно забывала зонт, и смотрела на меня так, как будто она вовсе и не забыла, просто решила не брать, потому что небо было ясное.
Я понизила голос и спросила чуть мягче:
– Хочешь поужинать со мной завтра?
– У меня нет времени, – она ответила быстро и чётко, как будто готовила и репетировала эту фразу, я понимающе усмехнулась: