– Нет, Лея. Я не сомневаюсь, – он посмотрел мне в глаза, я смотрела на него, пытаясь понять, что с ним. Он отвёл глаза, потом неловко положил ладонь мне на плечо и шагнул немного ближе, я не понимала, что он собирается делать, но на всякий случай взяла его за руку, он улыбнулся. Сказал со странным напряжением, как будто это было чем-то очень важным и настолько глубоко эмоциональным, что ощущалось неловко: – Я думал, на мне уже никогда не будет Печати. Я просил о ней Габриэля, но он отказал, он уже давно её никому не ставит. С тем владыкой, который сейчас вроде как правит Гранью Ис, я не виделся очень давно, и у меня есть сомнения по поводу его... скажем так, верности идеалам Габриэля, так что его просить я не буду. А кроме них... всё, иерархи кончились. Точнее, они есть, но они слабее меня, это я им Печати должен ставить, части уже поставил, остальным поставлю со временем. Я смирился с тем, что на мне работающей Печати уже не будет никогда. И тут ты берёшь и просто ставишь её.
Я видела по его лицу и по эмоциям в ауре, что для него это значит гораздо больше, чем для меня. Когда мы сидели за столом ресторана в подвальчике на Спасателей в первый раз, и я послала импульс в его тело через наши переплетённые пальцы, я ощущала его ауру примерно так же близко, как теперь ощущала через Печать на любом расстоянии, это не было чем-то сверхъестественным. Да, мне было легче что-то делать с его аурой и телом, чем если бы мы просто держались за руки, но всё же. Мне казалось, он придаёт этому слишком большое значение, но из уважения к его чувствам, я молчала об этом. Он всё равно всё понял, смущённо улыбнулся и сказал:
– Я понимаю, что для тебя это не событие, но для меня – да. Я внутри себя всегда один, с тех пор, как отец умер. Он этой Печатью почти не пользовался, но когда он воспользовался ею в первый раз, я потом всегда знал, что я под его защитой, а сильнее него никого в мире нет. Мне было лет двенадцать, у нас был турнир ежегодный, отец смотрел с балкона, как обычно, мы выступали. И мне брат железным ботинком на ногу наступил случайно, вроде ерундовая травма, но больно капец как. И отец через Печать обезболил. Я сначала не понял, что произошло, откуда вообще у меня внутри кто-то второй, потом проследил воздействие и посмотрел на него, а он мне улыбнулся и рукой помахал, так приятно было. Мы все росли с ощущением, что нас толпа и мы все одинаковые, и нас родили с единственной целью – сражаться за наш народ, и для этого нас натаскивают, как собак. Отца называли владыкой, отцом – никогда. Все знали о том, что мы его дети, но знали и своё место – где-то далеко на передовой, точно не рядом с ним. У него была семья, жена, были дети от неё, вот они были вроде как «настоящие», а мы были... «инкубаторные». Вроде бы тоже важные, но при этом настоящую собственную ценность предстояло заработать, и это было очень сложно, потому что вокруг все очень достойные соперники. Там были и повыше меня, и физически посильнее, и магически поодарённее. Я вообще во время учёбы особо звёзд с неба не хватал, в математике разве что, и в тактике со стратегией, в языках, но это там не особо ценилось, боевые качества ценились выше. Но после того, как он заметил, что мне больно, и обезболил, и дал понять, что это он... Я безосновательно решил, что я особенный, меня ждёт великое будущее. А потом, когда он меня отправил учиться за границу, я в этом ещё раз убедился.
Он замолчал, как будто следующую часть этой истории вспомнить не мог или не хотел, я сжала его руку сильнее и сказала:
– Ты особенный.
Он обнял меня и прижал к себе, я касалась щекой его махрового халата и слушала мощно бьющееся сердце, которое казалось огромным, судя по толчкам. Я не удивилась, потому что видела рисунки разных сердец в книгах по анатомии демонов, но всё же не ожидала, что оно будет таким сильным. Моё сердце тоже было больше нормы для эльфа, я узнала это во время медосмотра, на который меня возила тётя Айну «на всякий случай», теперь я знала, на какой именно. Тогда доктор списал это отклонение на влияние человеческой крови. На самом деле, это было влияние крови демонов. Мне это нравилось.
– Пойдём поедим, время уже, – тихо сказал Алан, отпуская меня и тут же беря за руку. Я кивнула и пошла за ним, стараясь не смотреть на него, чтобы не смущать.
Я опять почти ничего не съела, он опять съел вообще всё, потом сказал одеваться и готовиться к походу по магазинам. Мы собрались, Алан вызвал охрану и телепортиста, пришёл мужчина в форме «Джи-Порта», построил всю нашу большую компанию в плотный квадрат и переместил в роскошно, но ужасно непривычно оформленную комнату, похожую на холл отеля в человеческом стиле, с обилием стекла, металла, блестящих синтетических полимеров и яркого электрического света. Над широкой дверью была надпись на межмировом человеческом: «"Джи-Порт" рад приветствовать вас на Грани Джи!», я здесь никогда не была.
Мы прошли пограничный контроль, я увидела, как Алан подаёт паспорт на имя Алана Брауна, и вздохнула с облегчением, он улыбнулся. А из офиса пограничной службы мы вышли в торговый центр, превосходящий верхнегородский по роскоши и помпезности раз в десять. Он не просто был украшен, он состоял из украшений – в первом зале с потолка свисали тысячи звёзд из блестящей бумаги, освещённых таким образом, что не было понятно, на чём они держатся; в следующем зале одна стена была стеклянной, за ней была вода и кораллы, мимо вальяжно проплыла трёхметровая акула, следом ещё стайка рыб поменьше. У стекла толпились люди с телефонами, фотографировали рыб и интерьер вокруг, я не заметила ни одного эльфа. Из этого зала мы вышли в длинный коридор, вдоль которого росли пальмы, я проверила и убедилась – настоящие. По бокам коридора были эскалаторы и три этажа балконов, на которых сверкали рекламой магазины, я с трудом представляла, как буду там что-то покупать – абсолютно всё, кроме телефонов, выглядело чужим и странным.
«Я тебе помогу, принцесса.»
Я посмотрела на Алана, который всё это время не отпускал мою руку, он улыбнулся, я тоже.
Алан уверенно провёл нашу большую компанию через два этажа на третий, где было существенно меньше посетителей, и глядя на ценники, я поняла, почему. Нас встретили так, как будто мы пришли спасти этих людей от ужасной судьбы, а не купить одежду – удобные кресла, восхищённые улыбки, кофе, шампанское, конфеты, комплименты, услужливость. Мы даже не ходили по залу, нам всё приносили, по одной штуке, в белых перчатках, как экспонаты коллекции, а Алан одобрял или отвергал, делал уточняющие замечания. В итоге он отобрал десяток платьев, посмотрел на меня и отослал всех, включая охрану, все вышли, один из охранников остался стоять в дверном проёме спиной к нам. Алан посмотрел на меня и шёпотом спросил:
– Тебе что-нибудь нравится? Только честно, честность экономит время.
Я осмотрела то, что он предложил – всё было объективно красивым, я могла бы легко представить это на Никси или её бабушке, но ни за что не надела бы сама. Указала на первое слева платье и шёпотом сказала:
– У меня бельё длиннее, чем это платье.
– Да купим новое, – отмахнулся Алан, потом замер и медленно поднял брови, как будто до него дошло окончательно, посмотрел на моё платье и изумлённо прошептал: – Серьёзно?
– По-твоему, я стала бы шутить о своём белье? – мне было вообще не до шуток, Алан резко перестал улыбаться и кивнул на платья:
– Дальше?
– Да они все одинаковые. Либо слишком короткие, либо без рукавов, либо слишком открытые спереди, либо с голой спиной, либо слишком прозрачные. И вообще... – я медленно глубоко вдохнула и прошептала: – Один слой ткани, серьёзно? У меня даже поломойка такое не наденет, это унизительно.
Алан впечатлённо прочистил горло, потёр бровь, встал и махнул охране:
– Пойдём отсюда, – посмотрел на меня и сказал чуть менее уверенно, чем десять минут назад: – Это самый большой торговый центр на Грани, здесь есть всё, и мы всё найдём.
Судя по тому, что я видела вокруг, это было очень смелое заявление.