«Ещё ничего даже не началось, а я уже всё испортила.»
– Лея? – я посмотрела на него, он протянул ко мне руки, от этого жеста моё сердце опять попыталось убежать, но я не подала вида и подошла. Алан осторожно обнял меня и надолго замер неподвижно, я ощущала его сканирующие воздействия, но знала, что они ничего не найдут – я здорова, проблемы у меня в голове, а не в сердце. Алан обнял меня чуть крепче и сказал на ухо: – Давай не сегодня, а? Я что-то вообще не форме.
«Какое рыцарское великодушие, ого.»
– Хорошо, как захочешь, – прозвучало с иронией, мы оба знали, кто тут на самом деле не в форме, но оба приняли правила игры. Он изобразил шутливую обиду:
– Ты не особенно расстроилась, да?
Я тоже изобразила шутливое непонимание:
– Что ты хочешь услышать?
– Хочу услышать: «Алан, любовь моя, я тебя хочу срочно, не могу ждать, вся горю», – он изображал дрожащий девчачий голос, звучало смешно и глупо, я улыбалась. Вздохнула и ответила почти без шуток:
– Со мной никогда в жизни не было такого, чтобы я «вся горела» и «не могла ждать», даже не знаю, что это может быть, чтобы вызвать у меня такие эмоции.
Он фыркнул с невесёлым сарказмом:
– У меня чашка кофе может вызвать такие эмоции, я постоянно в таком состоянии живу.
– Бедняжка, – я изобразила сочувственный вздох, он рассмеялся и обнял меня по-другому, погладил по голове и сказал:
– Ложись спать, принцесса. Ты обалденно выглядишь, но я вырубаюсь, я вообще вчера не поспал толком. Ты поспала хоть чуть-чуть?
– Немного.
– В гостевой?
– Да, – мне не хотелось об этом говорить, но врать не хотелось тоже, тем более, что рано или поздно нам придётся обсудить этот пункт контракта. Алан очень ровно и без эмоций спросил:
– Тебе неудобно со мной?
Я попыталась найти слова, чтобы ответить, но они не находились, любое слово либо звучало ужасно, либо не отражало суть. Алан изобразил шутливый ужас в голосе:
– Я храпел?
Я улыбнулась:
– Нет. Ну, на самом деле, я не знаю. Может быть, но я не слышала.
– Давай попробуем? Полежишь со мной, если буду храпеть, уйдёшь. Ладно?
Я молчала, он опять обнял меня и положил подбородок мне на плечо, сказал шёпотом:
– Я сплю очень крепко, и просыпаюсь медленно, если могу себе это позволить. Но обычно я не могу, и когда вскакиваю по будильнику, то сначала не понимаю, где нахожусь и что происходит. Наш канал связи через Печать ощущается так, как будто ты очень близко. Потом я открываю глаза и не вижу тебя, это шокирует, как будто просыпаешься в незнакомом месте, или не в своём теле, или связанным... я не знаю, как тебе ещё это объяснить. Мне комфортнее, когда ты рядом. Давай попробуем?
Я собралась с силами и осторожно сказала:
– Мне нужно максимум три часа сна в сутки, я не могу лежать с тобой рядом необходимые тебе восемь, это огромные затраты времени, которому я могу найти лучшее применение, чем просто лежать и смотреть в потолок.
– Чёрт... Ну хотя бы полежи со мной, хоть чуть-чуть. Пять минут утром и десять минут вечером ты можешь на своего мужа потратить?
– Хорошо, давай попробуем.
– Пойдём. Ты здесь закончила?
Он отстранился, я осмотрелась, пытаясь вспомнить, зачем я вообще пришла в ванную и что успела сделать. В зеркале отражался мокрый Алан с пеной на шее и в вывернутом на изнанку отельном халате, рядом я, в роскошном комплекте из кремовой ночной рубашки и пеньюара до пола, с «лёгким, естественным» макияжем кинозвезды.
«Не всё то хорошо, что хорошо выглядит, м-да.»
Алан обнял меня за плечи и повёл в свою круглую спальню, уложил под одеяло, а сам ушёл домываться. Я лежала и смотрела в потолок, слушая шум воды в душевой и ощущая огромную толщину двери, которой Алан закрыл наш канал связи со своей стороны, не проникало ничего.
Он вышел через десять минут, подошёл к кровати и шёпотом позвал:
– Принцесса, не спишь?
– Нет.
– Я не буду тебя смущать, если сниму халат?
– Нет.
Он развязал пояс, снял халат и бросил на пол у стены, оставшись в коротких нижних штанах по человеческой моде, я видела такие в мужском отделе магазина белья сегодня, ещё подумала, как им может быть удобно в таком коротком. Алану было удобно, судя по расслабленной улыбке, но ещё удобнее ему было голым, судя по тому, в каком виде я нашла его сегодня утром. Фиолетовая подсветка подиума под кроватью давала странный рассеянный свет, направленный снизу, он подчёркивал рельеф тела мягко и фантастично, Алан меня не смущал, совершенно не смущал, мне нравилось на него смотреть в любом виде, и чем дальше от меня он находился, тем больше мне это нравилось.
Круглая кровать казалась очень большой, но при этом, не позволяла отодвинуться друг от друга – чем дальше от центра, тем короче становилось спальное место. Алан лёг так, что его ноги почти свисали с края, я понимала, почему он это делает, и винила себя ещё больше. Он долго шуршал одеялом, устраиваясь поудобнее, потом лёг на бок, лицом ко мне, я тоже развернулась на бок и посмотрела ему в глаза. Он неуверенно протянул руку в мою сторону, я протянула свою, мы переплели пальцы, его ладонь казалась горячей, и голос тоже:
– Я люблю тебя, принцесса.
– Я в курсе.
Он усмехнулся и я резко прикусила язык – неправильный ответ, настолько неправильный, что отхлестать себя по ладоням линейкой казалось ещё очень милосердно. Я поправилась:
– Я тебя тоже.
– Волшебных снов.
«Мне не снятся сны.»
– А, ну да, – он нервно рассмеялся и тоже поправился: – Тогда продуктивной работы. Чем будешь заниматься, пока я буду терять время?
– Учёбой. Напишу черновик письма твоему шаману, завтра пойду в библиотеку переводить. Проработаю материал, который пропустила. Выберу страницы конспектов, с которых нужно снять копии для Никси, тоже завтра в библиотеке сделаю.
– Она тебя просила? – удивился Алан, я отвела глаза:
– Не просила, но я пообещала.
– Вы виделись?
– Случайно столкнулись в общежитии водных, я туда ходила за конспектами.
– Покажешь? Или у вас был секретный разговор?
– У нас и разговора толком не было. Смотри, если хочешь.
Я повторила в памяти наш разговор, Алан невесело улыбнулся и шёпотом сказал:
– Деймон страшно тебя не любит, у них с Никси из-за этого конфликты по любому поводу. Недавно они поссорились из-за того, что Деймон сказал, что ты вышла замуж за мои деньги, а Никси сказала, что ты меня любишь, и без денег тоже будешь любить. Разосрались чуть ли не до драки.
«Надо же.»
– Вот так, принцесса, наивный романтичный цыплёночек умеет верить в лучшее. А ты веришь в лучшее?
– Я верю, что она его любит. И верю, что он любит её. Но любовь приходит и уходит, за долгую эльфийскую жизнь это может произойти десятки, сотни и тысячи раз – это не я придумала, это цитата из учебника, который был написан шесть тысяч лет назад, а редактируется каждые сто лет, он одновременно проверен временем и актуален. И когда у Никси с Деймоном любовь уйдёт, она увидит своего Деймона без романтического флёра, и поймёт, что он её не уважает, не считает равной себе, не учитывает её мнение и плюёт на её чувства. И вот тогда у «романтичного цыплёночка» случится такой кризис веры в её «лучшее», что первый суд ей ерундой покажется. И я надеюсь, в этот момент рядом с ней будут родители или хотя бы я.
– А я сгожусь? – полушутливо спросил Алан, я пожала плечами:
– Смотря, чем ты ей поможешь. Есть план? Или, может быть, опыт?
– Опыт есть, к сожалению.
– Ты наблюдал чей-то кризис веры?
– Да. Когда Деймон работал в Академии Вершин, он искренне верил, что там хотят демонам помочь, просто не знают, как. И он искренне хотел всех спасти и научить, проводил исследования, проверял экспериментально, писал научные работы и статьи, составлял методички для преподавателей, со всей своей энергией молодости тратил личное время и по сто раз объяснял. И всё не мог понять, почему на него смотрят, как на дурачка, по головке гладят и продолжают работать по-старому, совершенно ничего не меняя. У него даже была теория, что кто-то злой и нехороший захватил власть в Академии и мешает всем остальным хорошим менять систему в лучшую сторону. Эта теория его так захватила, что он рассказал мне, я нанял следователя, тот собрал гору материала на каждую букашку в этой системе, Деймон всё изучил и пришёл к выводу, который для меня был очевиден изначально, а для него стал откровением – никакого злодея нет, всем просто наплевать. Там нашлись, конечно, нарушения и злоупотребления, пиленное бабло, кумовство и некомпетентность, но это не новости, это везде есть. Главное, что он должен был понять – там люди просто работают, прикладывая усилия в диапазоне между «не слишком напрягаться, чтобы не быть выскочкой» и «не слишком расслабляться, чтобы не выгнали», им этого достаточно. У них есть старая проверенная методика, не грозящая сюрпризами, и они этой методикой рихтуют под один шаблон абсолютно всех, без новомодных «индивидуальных подходов» и «экспериментальных технологий». Эта одна на всех гребёнка часть студентов калечит, часть студентов убивает, но большинство выдерживают и приходят в состояние, необходимое для того, чтобы сдать экзамен – всё, это и есть цель. Студенты его сдают, им вручают бумажки и выпинывают за ворота, на этом миссия Академии заканчивается, и их вообще не колышет, как их студенты будут жить дальше со своей поломанной психикой, это не входит в их задачу, а на тонкие моральные аспекты всем плевать. У них такая работа, что всякие чувствительные и внимательные просто не выдерживают – это объективно издевательство, в любой культуре и в любой системе ценностей. А они этим занимаются круглый год, год за годом – естественно, они черствеют. Нежные увольняются, равнодушные остаются. Деймон уволился. На прощание он разругался со всеми и вывернул все их злоупотребления, за что его возненавидели окончательно, был шумный скандал, можешь в газетах поискать, если интересно. Но этот скандал выпил его до дна, он впал в такую депрессию, что очухивался несколько месяцев.