– У меня не было времени поужинать, прикинь? Я его заказал и не съел, он в столовой накрыт до сих пор. Поможешь мне с ним справиться?
– Пойдём.
Я пошла за ним в столовую, готовясь убирать обветренную еду, но Алан поступил проще – он её съел. Я уже почти не удивлялась.
Когда я вошла, он стоял возле стола, в одной руке держа тарелку, в другой кусок мяса, посмотрел на меня и развёл руками, улыбаясь с лёгким вызовом и заявляя:
– Да, я ем холодное! Было бы сырое – я бы и сырое съел, могу-умею, иногда даже практикую, когда еда кончилась, а враги остались. Присоединишься?
Я осмотрела стол, выбрала красивый кусок жареной рыбы, взяла его пальцами, макнула в соус и съела. Алан застыл с открытым ртом и недонесённой до рта куриной ногой, я улыбнулась и поделилась секретом:
– Холодная рыба всегда вкуснее горячей, к курице это тоже иногда относится. Пробовал сэндвич с курицей, сыром и яйцом? Нет? Я тебе завтра приготовлю, оценишь.
Алан медленно поднял глаза к потолку и прошептал:
– Дал же боженька жену, а... Спасибочки, господи!
Я тихо рассмеялась и выбрала ещё один кусок рыбы, добавила соус и протянула Алану, рукой. Он сначала схватил его зубами, а потом как будто задумался и посмотрел на меня, этот прямой взгляд в глаза зацепил что-то внутри, что-то очень древнее, я вдруг поняла, откуда появился мой страх-восторг, который я считала своей личной особенностью, потому что не встречала его в книгах. Наверное, похожее чувство испытывал первый в мире эльф, впервые покормивший с руки первого в мире прирученного гривастого волка. По официальным источникам, сейчас их уже не осталось, это был вымерший вид, но бабушка говорила, что видела нескольких своими глазами, и не так давно, в Мире эльфов они ещё жили, потому что были фамильярами сильных магов, и жили столько же, сколько их хозяева-эльфы. Были времена, когда официальные источники вообще считали гривастых волков животными геральдическими, фантастическими и сказочными, а эльфы не спешили эти «источники» разубеждать – они вообще не особенно охотно делились информацией о своём мире. Но потом в одном из внешних миров, не входящих в Содружество, откопали могилу с прекрасно сохранившимся магом и его волком, на гробнице было заклинание нерушимости, поэтому «официальные источники» смогли изучить не только тела, но и костюм, артефакты и бумаги, в том числе, дневник мага, в котором он описывал своего фамильяра совершенно так же, как описывают своих обожаемых собак совершенно все, это не зависело от расы, мира или века. Но в дикой природе гривастый волк был грозным хищником, ловким и хитрым, иногда во время скитаний эльфы приручали диких животных, об этом было много книг, но свои эмоции они не описывали, они вообще были скупы на эмоции. Но я знала, что они чувствовали. Алан держал меня за пальцы своими острыми белыми зубами, и смотрел в глаза, я ощущала свои пальцы настолько родными, как можно ощущать только то, с чем рискуешь расстаться прямо сейчас.
Алан улыбнулся и сжал зубы чуть сильнее, на миг, а потом отпустил. Опустил глаза, улыбаясь ещё довольнее, прожевал и сказал:
– Правда холодная вкуснее. Откуда ты это знаешь?
Я шкодливо прищурилась и шёпотом призналась:
– Я умею ходить в «ночной дожор».
Он расхохотался так, что чуть не опрокинул тарелку, которую поставил на край стола, с трудом поймал её и продолжил смеяться, вытер глаза рукой, потом вспомнил, что этой же рукой брал мясо, рассмеялся уже над собой и стал искать салфетку, чтобы вытереть лицо. Я нашла салфетку первой и потянулась ему помочь, он схватил меня в охапку и обнял, отрывая от пола и сквозь смех шепча:
– Принцесса, ты огонь, ты бомба просто, я тебя обожаю.
Я не знала, что ему ответить, и просто смеялась, пытаясь не вымазать его костюм своей грязной рукой. Он моё платье, естественно, уже вымазал, и мне хотелось его за это немного поругать, но смеяться хотелось сильнее.
Мы продолжили искать новые гастрономические впечатления в дебрях остывшей и обветренной еды, потом Алан ушёл переодеваться и отмываться, я позвонила на ресепшен и заказала уборку столовой, в супер-випах это без проблем делали среди ночи. Сменила платье на халат и пришла проверять, как идёт уборка, и увидела, что с уборщицами пришла Чизкейк-2, тоже проверять, как бы.
«Жена не стена, конечно, как я могла забыть.»
Она была раскрашена так, как будто от природы была однотонной и плоской, а потом нарисовала на себе лицо, в подробностях, с оттенками кожи и тенями рельефа. Я не понимала, зачем эта техника вообще существует, одно дело, когда так красили моделей для фотосессии, где свет выставляли под нужным углом и под тем же углом рисовали тени, чтобы сделать модель стройнее и моложе, но когда это делали в реальности, где свет в каждой комнате разный, и где на расстоянии в метр уже видно, что на носу нарисована переносица, а на щеках нарисованы скулы, это смотрелось нелепо. Но, судя по её самодовольному виду, она считала себя красоткой.
Ниже лица обреталась грудь, поднятая специальным укороченным корсетом так высоко, как будто гравитация в этой области сменила вектор, заставив бюст свисать в сторону шеи, со складкой под ключицами. И когда я это заметила, то заметила и следующее – она перешила форму, в нашей обычной форме (очень скромной) так грудь не выставишь, там даже шарф был. Чизкейк-2 шарф завязала на бёдрах, в виде пояса, и юбку надела так высоко, что не соблюдались даже классические человеческие «четыре пальца от колена», там и от середины бедра четыре пальца не поместились бы. Когда она услышала мои шаги, то подбоченилась и обернулась с улыбкой, а потом резко скисла – мои шаги часто путали с мужскими, из-за того, что я много весила и не носила каблуков. Я улыбнулась в ответ и поинтересовалась, как продвигается уборка, уборщицы заверили меня, что всё прекрасно, и через пятнадцать минут будет всё сверкать, Чизкейк-2 молчала – её здесь вообще не должно было быть, это не входило в её обязанности.
Она долго топталась и вертелась, слушая шум воды в душевой, порывалась пойти туда «всё проверить», искала поводы задержаться, но в итоге ушла ни с чем – уборщицы закончили раньше, чем Алан накупался. Я закрыла за ними дверь на засов, эта роскошь была только в пентхаусе, и я её оценила.
«Всё-таки отель это не дом, как ни крути. Ключи от всех дверей не у меня.»
Я проверила состояние Алана по каналу связи, он стоял под душем и блаженствовал, я решила не мешать и не терять времени, а вернуться в свою гостевую и заняться письмами. К тому моменту, как Алан выбрался из ванной, я успела написать ответы на те письма, в которых не было просьб о деньгах, и как раз читала письмо тётушки Грюльды, оно вызывало всё больше отвращения с каждым следующим перечитыванием и попыткой придумать вежливый ответ.
Алан вошёл без стука, принеся с собой запах мужской косметики и подняв температуру и влажность в комнате до тропического уровня, подошёл к кофейному столику и доел моё надкусанное печенье, которым я заедала стресс весь вечер. Потом посмотрел на меня и спросил с набитым ртом:
– Это твоё было? Прости. Я просто подумал, чего оно лежит...
– Кушай, – с терпеливой улыбкой кивнула я, он улыбнулся и сунул в рот ещё одно. Подошёл ко мне, осмотрел стопки писем на столе и улыбнулся такой понимающей саркастичной улыбочкой, что объяснять ничего не пришлось. Я вздохнула и отвела взгляд, бросила на стол письмо тётушки Грюльды, которое держала в руке, Алан пробежал его глазами по диагонали и усмехнулся ещё саркастичнее:
– Родственнички прознали, что ты сорвала куш, и захотели подмазаться?
Я промолчала, но он ждал ответа, пришлось посмотреть на него. Это вроде бы не я писала, и поводов так писать я не давала, но стыдно было именно мне. Алан усмехнулся как демон, и спросил:
– Кому-нибудь из них реально нужна срочная, жизненно важная помощь?
Я пожала плечами:
– Откуда мне знать, я с ними практически не общаюсь.
– Тогда другой вопрос. Представь, что ты не ела целый день, типа как я сегодня, потом наконец-то находишь тарелку, на ней два бутерброда, ты собираешься их съесть, и тут врываются они, – он кивнул на стопку писем, – типа голодные, и умоляют чего-нибудь дать поесть. Кому из них ты отдашь бутерброд, хотя бы один?