Пожилой путник с военной выправкой скоро отодвинулся от окна и стал дремать. По шевелящимся губам, которые пытались сложиться в улыбку, можно было предположить, что думал он о чём-то хорошем. О нём самом можно сказать следующее: он носил генеральское звание и слыл безудержным селадоном, грозой всякой порядочной женщины. И друзья, и просто знакомые звали его так: Сан Саныч.
Справа потянулся лесок. Генерал лениво приоткрыл один глаз и пробасил:
— По дороге поедем.
И действительно, ухабов поубавилось. Кучер тряхнул вожжи, и карета покатила быстрее.
Местность становилась всё более холмистой. Слева обозначился склон, а под ним в овраге торчали кущи сломленного ветром камыша. Это выдавало низменность и близость реки. Справа на дорогу напирал всё более густеющий лес. Голые ветви тысяч деревьев часто переплетались, точно объединяясь в единую силу, способную по велению невидимого владыки сокрушить всё, что есть на земле.
Путников уже захватила дорога, каждый уже погрузился в свои мысли, но карета начала замедлять ход и вскоре совсем остановилась. Сан Саныч открыл дверцу.
— Што такое? — басом спросил он.
Уже спустившийся Лаврентий виновато поклонился.
— Позвольте-с нужду справить.
— Чёрт с тобой, справляй, — громыхнул генерал и повернулся к скучавшему спутнику. — А вас ещё не пришпорило?
— Нет-с.
Сан Саныч поглядел на обочину и крикнул кучеру вслед:
— Быстрей! Следы есть. Видать, разбойники рыщут. Кабы не нарваться.
— Может, показалось? — спросил молодой человек, и в его голосе скользнуло недовольство.
— Нет, Денис Тимофеич, не показалось.
Сан Саныч хлопнул дверцей и потёр большие ладони.
А кучер шагал между деревьями, вглядываясь в каждый ствол. Он проделал приличный путь, сворачивал то в одну сторону, то в другую, глядел под ноги в поисках следов или каких примет. Наконец он довольно крякнул: на коре величественного кедра белела глубокая зарубка.
Лаврентий, не мешкая ни секунды, вытащил из-за пазухи щепку с выведенными на ней рунами и вставил в зарубку. Дерево вздрогнуло, и едва уловимый шепот могучих исполинов пронёсся по лесу, подобно дуновению ветра. Кучер заметно трухнул и побежал в сторону кареты. Впрочем, одно задание Дениса Тимофеевича он уже выполнил.
— Пошевеливайся, — гаркнул Сан Саныч. — Сам же трещал добрые полчаса, что можем не успеть до сумерек.
Лаврентий разинул в улыбке рот с большой недостачей зубов, и то ли просто так, то ли со злым умыслом ответил с ударением на первое слово:
— Мы успеем, ваше высокоблагородие.
— Вот и славно, миазмы тебе в нос, езжай! — велел Сан Саныч.
На губах молодого человека впервые за поездку появилась лукавая улыбочка, которую он поспешил скрыть.
Карета понеслась дальше. Из-под колёс рвались комья повлажневшего снега, смешанного с грязью. Кучер правил лихо, так что деревья за окном струились единым серым потоком.
— Грустный вы сегодня, Денис Тимофеич.
— Отнюдь. Я думаю, день будет отличным.
Сан Саныч раскатисто засмеялся.
— А вечер будет каков! Друг мой Лев, уж поверьте, умеет принимать гостей.
— Он богат?
— Знаете, что я скажу? К таким людям, как Лев, нельзя применить понятие богатый-бедный. Он живёт таким удивительным образом, что ему всего хватает, а большего — не надо.
— Редкое нынче качество — быть довольным тем, что имеешь.
— Вы правы, Денис Тимофеич, но следует учесть, что он не жмот и не душит семью постом, он живёт размашисто и скромно одновременно. Вы сами увидите: стол будет ломиться от яств, а между тем всё будет съедено за один вечер, потому что лишнему нет места. А банька у него такая, что не тело (куда ему бедному!), — душа раскрывается, грешки в ней твои перемываются, а кости, и те, кажись, разбухают от пару да жару.
— Ну, вы так его расхваливаете, что я теперь ехать к нему боюсь, — улыбнулся Денис.
— Не бойтесь, — тоже улыбнулся Сан Саныч, но больше от воспоминаний, — к нему не со страхом, а с радостью великой ехать нужно. И не хвалю я его, а правду говорю…
Он осёкся. На какой-то миг ему показалось, что слух обманывает его, но нет, в воздухе действительно висел нарастающий разбойничий свист. Сан Саныч выхватил из кармана пистолет и щелкнул пальцем предохранитель.
— Ложитесь, Денис Тимофеич!
Но спутник тоже достал до блеска начищенное оружие, с отполированными втулками на ручке.
Свист не прекращался. Карета замедляла ход.
Громыхнул выстрел, и Денис увидел в окне вылетевшего из козел Лаврентия, чьё тело кубарем покатилось по снегу.
Пассажиров ударило о спинку кресла: это понесли кони, испугавшиеся выстрела. Карета рассекла шайку беснующихся разбойников. Несколько человек пришпорили коней и двинулись вслед. Самый лихой из них поднялся в стременах и соскочил на козлы. Путники тряслись в карете, готовой развалиться от бешеной скорости, пока разбойник не усмирил разгорячённых животных. Потом с руганью и гомоном, разодетые в порванные тулупы, широченные грязные штанищи, взлохмаченные шапки, разбойники окружили карету.
Сан Саныч ударил по дверце кулаком, высунулся на половину, бахнул в воздух и заорал так, что звякнули стёкла:
— Гони своих прочь!
Он взял на мушку голову разодетого разбойника, сидящего на самом высоком и стройном коне, и нажал на курок. Грохнул выстрел, и шапка главаря сделала в воздухе изящный пируэт.
Шайка притихла. Приземистый мужичонка соскочил с коня, подобрал шапку, отряхнул её от снега и подал главарю, который с непоколебимым достоинством водрузил её вновь. Надо лбом теперь зияла дыра.
— Грозный ты дюже, — сказал спокойно главарь, — уважаю таких. Бросай рэвольвэр, и я сохраню тебе жизнь.
— Как ты смеешь, ворюга и бесчестник, дарить мне жизнь?! — закричал Сан Саныч. — Мне, генералу великой ранийской армии?!
Денис давно опустил оружие. И теперь он холодным взором наблюдал в окошко за разбойником, который, крадучись, лез на карету. Денис надеялся, что Сан Саныч его не увидит.
— Отвечай же! — крикнул генерал.
Крыша прогнулась и скрипнула. Денис громко шаркнул сапогом по полу. Главарь усмехнулся в усы. Тут же прозвучал глухой удар, и Сан Саныч повалился лицом в снег.
Разбойничья шайка загикала, засвистела, конь главаря вздыбился. Ударивший генерала мужик заорал громче всех и победителем спрыгнул с кареты.
Генерала ссунули в сторону. Дверца кареты распахнулась, и по ступеням, в начищенных до блеска сапогах, спустился Денис.
— Сказано — сделано, барин, — пробасил главарь, кивнув Денису. — Давай обещанную долю.
Молодой человек сунул револьвер во внутренний карман френча и улыбнулся.
— Разве мы договаривались с тобой, Емельяныч, что доля твоя будет после дела?
— Видишь ли, я передумал, — хохотнул главарь, а вместе с ним и вся шайка.
— А я нет, — сказал Денис, и прозвучало это столь просто и уверенно, что главарь призадумался.
— Ну… если есть, — попросил он.
— Есть, — и Денис достал перевязанную пачку денег.
Шайка зашумела.
— Цыц!
Конь тонкими изящными ногами поднёс главаря к Денису. Разбойник провёл когтистым пальцем по краям хрустящих купюр.
— Неплохо, — выкрикнул он, чтобы все слышали.
Разбойники одобрительно загалдели.
— Вели помочь, — сказал Денис и стал раздеваться догола.
Главарь движением глаз подозвал своих друзей. Те резво стащили одежду с генерала и подали Денису. Денис, чтобы не мёрзнуть, принялся тут же её натягивать.
— Великовато, — усмехнулся главарь.
— Минуту, господа, — отозвался Денис и опустился на колени.
Он достал из тёмной бархатной коробочки маленькую обоюдоострую иглу — она блеснула на свету — и аккуратно вонзил в ладонь Сан Саныча. Потом, стиснув зубы, накрыл его ладонь своей ладонью, прошептав:
— Возьми образ мой, а я возьму твой.
Каждая клеточка Денисова тела будто вскипела. Ему стало ужасно жарко. На лбу выступила испарина, несмотря на мороз.
Тело разбухало, цвет волос и кожи изменялся, свисавшая одежда принимала строгую форму.