— Такая вот побасенка.
Я был ошёломлён. Много мне потребовалось сил, но я всё-таки отыскал ту деревню, и тех крестьян и посмотрел на девочку. Она походила на меня.
Лев Сергеевич замолчал. Я крутил в руках веник, словно не зная, что с ним делать.
— Как же вы поступили?
Волконский вздохнул.
— Не хватило у меня смелости. Под пулями и штыками я был смелее, а тут… Не сказал своим родителям ничего о дочери, утаил это от них. Сразу думал, что, найдя жену, объясню ей всё, и мы возьмём дочь к себе. Но время летело, я женился через лет шесть. И снова у меня не хватило смелости сказать правду. Правду о том, что Саша и Люба — не единственные мои дети, что у меня есть взрослая дочь… Ладно, ложись, Николай, я тебя веничком отмашу.
Я послушно лёг. Тело и болью и сладостью отзывалось на удары. Тут я начал догадываться, куда ведёт наш разговор.
— Вы хотите, чтобы я нашёл вашу дочь?
— Соображаешь, — улыбнулся Волконский.
— Разве вы не следили за ней после того, как узнали о её существовании?
— Следил, конечно.
— Но потеряли след?
— Не совсем. Я не ощущаю, что она в нашем мире.
— Ах, вот в чём дело, — удивился я и слез со стола. — Теперь вы.
— Хорошо ведь?
— Хорошо, — я кивнул и взял веник. — Так значит вы циркусфилер? Ощущать родственную связь не каждый может, это редчайший дар.
— Я ощущал. Все эти годы. Но месяц назад связь стала иной.
— Как это — иной?
— Не могу объяснить. Только знаю, что она не умерла. Но наш мир покинула.
— Полагаете, с вашей дочерью что-то случилось?
— Возможно так. И я искал человека, который смог бы мне помочь. Однако связи прежние я в большинстве своём из-за закрытого образа жизни растерял. А ведь светскую жизнь держат три вещи: вино, карты и пошлые шутки. Я же всё это разлюбил… Впрочем, у меня уже голова кружится от жары. Пойдём в предбанник.
Мы вышли. Приятно было сидеть на прохладной скамейке.
— В общем, подходящих людей не находилось. А тут вдруг ваш друг Денис решается на авантюру и под видом генерала Зотова пытается украсть у меня семейные реликвии. Всё сложилось удачно, я обезоружил его и вернул настоящий образ. Его лицо сразу показалось знакомым, а через минуту я вспомнил, что читал о вас обоих в газете. Ангел и бес. Блестящий сыщик, снопами ловящий преступников, и вор, следы которого в десятке преступлений, учились в Академии в одном классе.
— Теперь я буду зваться падшим ангелом, — усмехнулся я.
— И крылья были…
Мы засмеялись.
Волконский склонился ко мне.
— Я щедро награжу вас, если вы поможете мне найти дочь.
— Награда — это последнее, о чём я думаю.
— Похвально. Однако жизнь есть жизнь. Всем нам надо что-то кушать и что-то пить. Во всяком случае, я своё слово сказал и за мной не постоит.
— Мне всё равно некуда идти.
— Я помогу собраться в дорогу. Она будет дальней и очень трудной.
Тут я вспомнил о друге.
— У меня есть к вам не то, что просьба, скорее совет. Отпустите Дениса.
Волконский шаркнул по полу босой ногой.
— А вот этого я, признаюсь, не ожидал от тебя услышать.
— Вы не так подумали, — мягко заметил я. — Я беспокоюсь не о Денисе, а о вас.
— О нас? — удивился Лев Сергеевич.
— Ваша семья мне пришлась по душе. А я знаю, как работает Денис. Он не может быть один. С ним кто-то есть. Это или один помощник, или целая банда. Вполне вероятно, что они придут за ним. Поэтому я и советую отпустить Дениса.
— Но у меня нет уверенности, что вы продолжите поиски моей дочери, когда Денис выйдет на свободу.
— Полагаю, моего слова недостаточно, чтобы эта уверенность появилась?
Волконский сжал кулаки и как-то умоляюще пробормотал:
— Прости, Николай, но я за свою жизнь так много раз ошибался в людях, что не могу взять с тебя слово, ибо его будет мало.
— Что ж, я не обижаюсь. Но я вас предупредил, и моя совесть чиста. Будьте осторожны.
— Благодарю. Ещё по разу? — спросил Волконский и направился в парилку.
Через час мы пропарили все кости и, чистые и сонные, пришли в дом. Лев Сергеевич, недолго думая (Настасья Никитична неодобрительно покачала головой, Андрей вновь отказался от нашей компании, сославшись на головную боль), достал пару бутылок вина, которые мы к полуночи осушили.
— Кажется, я совсем пьяный, — беспричинно улыбаясь, пробормотал я.
— О нет. Если вы можете определить своё состояние, значит, вы ещё не пьяны, — заявил Лев Сергеевич и с трудом поднялся с кресла. Пытаясь выйти из комнаты, он ударился плечом в дверной косяк.
— Осторожнее, — предупредил я, и моя голова упала на спинку кресла.
Потом я вдруг почувствовал ломоту в теле и тяжесть в голове и открыл глаза.
— У…
Я лежал поперёк кровати в комнате, которую мне вчера выделили Волконские. Левая рука находилась под неестественным углом и затекла. Сквозь занавески рассеивался белый свет давно начавшегося дня.
В эту минуту меня больше всего занимал и удивлял тот факт, что я всё-таки напился. Со мной такое случалось всего несколько раз, обычно, в отменно хорошей компании.
Я, пыхтя и бурча о крепости вчерашнего вина и странного объёма бутылей, проявил невероятные усилия и сел на кровати. О том, чтобы сделать первые шаги, речи пока не заходило. Я оглядел себя и отметил, что одежда на мне вчерашняя и что я, стало быть, и не раздевался. Кто-то лишь стянул домашние туфли.
— Ох-х, — тяжелый вздох вырвался из моей груди.
В дверь постучали.
— Да-да, — громко откликнулся я, но быстро пришло раскаяние: голова оказалась не готова принять такой громкий звук и раскололась болью.
В дверях показалась Настасья Никитична. Я поспешил спрятать свои босые ноги, но сделать это на кровати оказалось не так-то легко.
— Вы как себя чувствуете? — спросила женщина, улыбаясь и показывая взглядом на мою шевелюру.
Я решил не скромничать, слез с кровати и присмотрелся к зеркалу. Волосы были взлохмачены до такой степени, что казалось невероятным, как на столь малом объёме волос может образоваться такой хаос. Глаза отдавали краснотой и ощущались стеклянными. Лицо было помято.
— Но-нормально, — только и ответил я, стойко выдержав подобное зрелище.
— Я вижу, — хохотнула Настасья Никитична. — Уже десять часов. В столовой вас ждёт лёгкий завтрак и огуречный сок.
— Э… спасибо. Лев Сергеевич как?
— Он проснулся час назад и чувствует себя хорошо. У него опыт большой.
— Везёт, — усмехнулся я и, не зная, что делать, подумал, почему она не уходит.
Настасья Никитична словно поняла, о чём я думаю, и посмотрела мне в глаза.
— Я хотела бы с вами поговорить.
— Я слушаю.
— Видите ли, обстановка такая…
— Другой может и не представиться, — пожал я плечами.
Настасья Никитична заломила руки. Она нервничала.
— Я правильно догадываюсь: Лев просил вас отыскать его дочь?
Я растерялся. Глупо уставился на пальцы ног.
— Вы знаете?
— Тайну о первой дочери? Да, знаю. Я бы хотела попросить вас не выполнять его просьбу.
"Вот те раз!" — я горько вздохнул.
— Конечно, у вас могут быть и другие причины, обязывающие искать дочь Льва, но я прошу вас, умоляю, попытайтесь, но не сильно.
— Попытаться, но не сильно? — переспросил я, не веря своим ушам.
Настасья Никитична побледнела.
— Она куда-то исчезла и слава Богу. Дорога ей туда, на край. Пожалуйста, я умоляю вас не утруждаться. Эта девица разрушит нашу семью. Ради всего святого…