«Здесь совсем нет снега!» — приятно удивился я.
Но как только я поднялся и оглянулся вокруг, улыбка моя увяла.
«Откуда взялась река?», — спросил я себя. С этого вопроса начались мои несчастья.
Я поднялся, почесал ушибленные грудь и колени, смахнул с лица пыль и огляделся. Точно: лесок совсем не там, прямо передо мной река, справа через неё переброшен разбитый мостик с гнилыми досками. Мостик вёл к деревушке, дымари изб которой вычерчивались на фоне темнеющих облаков. Я был уверен, что на карте реки не было. Почему же я трансгрессировал именно сюда?
Версию о жандармском перехвате я отбросил сразу: на ногах уже сомкнулись бы колодки. Осталось одно: цилиндр промахнулся. «Такое бывает», — решил я, впрочем, неуверенный в том, что это действительно бывает.
Однако на долгие размышления не было времени. Трансгрессией не обогреешься, а я порядочно замёрз. Я поглядел на небо и заметил, что оно стремительно темнеет от набегающих туч. Это сразу отозвалось тревожными нотками в душе, но я решил, что прислушиваться к ним — невиданная роскошь во время любого путешествия. Я быстро, с некоторой опаской, но всё же благополучно перебрался через хлюпкий мостик.
«Что же это за деревня такая с никуда не годными мостами? — спросил я себя. — И почему из труб дым не идёт?»
Я поднимался по дороге, с которой время стёрло следы повозок. Мороз крепчал с каждой секундой, но я почувствовал и внутренний озноб.
«Тьфу ты!»
И вот я на главной улице деревни.
«Так и есть, заброшенная!»
Ни один звук не тревожил меня. Я поднял голову и ещё раз посмотрел на небо. Свинцовое, оно кишело вьющимися облаками, будто в его выси рождался ураган.
Да, я должен был уйти. И я мог бы уйти тысячу раз, но остался. Зачем? Никто не знает. Влекли пустые улочки, покосившиеся изгороди, тёмные избы, позади которых высились кучи хвороста и заготовленных на зиму дров.
Я закутался плотнее и решил, что нужно зайти в одну из изб, дабы точно знать, что происходит. Может, на жителей деревни наложено заклятие?
Перебросив сумку с уставшего плеча на другое, я выбрал избу посвежее и несколько раз постучал по забору. Ответом была лишь тишина да неожиданно сильный порыв ветра, засвистевший в голых ветвях деревенских осин. Я толкнул калитку и быстро перешёл по каменной дорожке к низенькому крыльцу.
На мой настойчивый стук вновь никто не отвел.
Тогда я твёрдой рукой потянул на себя резную ручку. Дверь бесшумно поддалась. В крошечные сенцы почти не проникал свет тусклого осеннего дня.
Распахнув вторую дверь, я шагнул на скрипучие половицы и замер поражённый. На табуретах, прямо в центре сумрачной комнаты, стоял недавно сбитый из толстых светлых досок гроб. В нём покоилась длинная фигура.
И вновь я должен был уйти, но вместо этого сделал шаг вперёд. Позже я понял, что в ту минуту более не владел собой. Трансгрессировав не в том месте, я сразу оказался в мерзких лапах одной загадочной, но беспощадной твари.
Дверь позади меня сама собой захлопнулась. Я невольно вздрогнул. Нервы натянулись до предела тонкой звенящей струной. Я не видел ничего, кроме гроба, который как бы вырос до невероятных размеров, заполнил весь мир, вытеснив из сознания все предметы, все мысли и воспоминания. Теперь во вселенной остались только два выражения бытия: я, теряющий всякое самосознание и самоопределение, превращающийся в бесконечно малую точку, и этот странный, прямоугольный предмет — гроб, в котором лежала девушка.
Да, то была девушка лет восемнадцати. Черты лица её выражали торжественный, даже царственный, непоколебимый покой. Волосы накрывали округлые плечи, на бледном лбу ни одной морщинки, тонкие безупречные линии чёрных бровей окаймляли закрытые глаза с длинными невесомыми ресницами, алые губы сложены так прелестно, что всякий смертный муж не отказался бы от поцелуя.
Я лишился всяких сил и понимания действительности и склонился над покойницей. Мысли одинокими искорками вспыхивали и гасли в тёмной мгле одержимости. В секунды просветления я пытался уверить себя, что хочу внимательнее разглядеть прекрасное лицо незнакомки. Но это был самообман. Губы — вот то, чем я хотел владеть, и за владение этим готов был отдать жизнь.
Я наклонился ещё ниже и почувствовал запах девушки. Не было ни одной нотки разложения. Девушка пахла чем-то густо-сладким, медовым. То был запах желания. И я поддался.
Мои губы сомкнулись с губами незнакомки. Холод мраморной статуи на секунду отпечатался на сердце и исчез. На смену холоду пришло тепло, чарующее, оживляющее. Тепло это заполнило каждый сустав, каждую кость и все мышцы, оно стало моей плотью, неразрывной и всемогущей. Лучшего нельзя было и желать. То был сияющий рай на холодной грешной земле.
Прошло несколько минут, а может, целый час, а я не мог разорвать прочную невидимую нить, связавшую меня и незнакомку. Я мог прекратить поцелуй, но это казалось диким первобытным невежеством, преступлением перед всем святыней. Всё тело протестовало против конца наслаждений. Поток струящегося тепла не может и не должен иссякнуть!
Так думал я какое-то время, а потом что-то случилось. То было странное ощущение одиночества и забвения, вдруг нахлынувшее на меня. Я понял, что незнакомка тайной властью отторгает меня.
Сердце забилось, лоб покрылся испариной. Я поднял голову и задышал глубже, пытаясь успокоиться. Тут мой взгляд упал на губы незнакомки. Они блестели от влаги. Они стали ещё более алыми, а по мраморной щеке вдруг соскользнула тонкая струйка. То была кровь.
По спине пробежали мурашки. Я вскочил на ноги и тыльной стороной ладони коснулся своих губ. Кожа вмиг стала влажной и чуть липкой. На губах незнакомки моя кровь!
За стенами избы послышалось множество шагов. Сквозь маленькие оконца я едва разглядел толпу шагающих людей.
«Необходимо убираться отсюда», — пропел вернувшийся ко мне разум, но было поздно. На запястье я ощутил прикосновение холодной руки. Мгновения хватило, чтобы обернуться и вскрикнуть: незнакомка смотрела на меня ужасными пустыми хрустальными глазами. Лицо её было лишено всякого выражения, но ненависть и коварная злоба её хозяина, казалось, сочилась по ледяным пальцам.
Я изо всех сил дёрнул руку, но незнакомка сначала вывалилась на пол, загрохотав перевернувшимся гробом и табуретами, и лишь потом отпустила запястье. Одержимый всеми страхами ада, я метнулся в коридорчик, чтобы вырваться наружу, но другое препятствие, ещё ужаснее, остановило меня в нерешительности и смятении.
Люди. Кругом люди. Людей было много, несколько сотен. Они запрудили весь огород, двигались по улице. Головы их были чуть подняты из-за того, что смотрели они только на меня. А взгляд… Дело было во взгляде. Холодный, пустой, лишённый всякой эмоции, движения и чувства, взгляд этот мог бы лишить всяческих сил самого крепкого и смелого ранийца. Это были не люди. Уже не люди. Окружили избу полтысячи мертвецов, управляемых злой волей.
Я потянул дверь, но пять или шесть рук алчно проникли в проём, не дав двери закрыться. Холодная ладонь опустилась на плечо — то незнакомка звала меня к повтору смертельного поцелуя. Я заставил себя забыть, что передо мной девушка, сбил её с ног одним ударом кулака и кинулся в помещение.
А что дальше?
Запасной двери не было. Я понял: тройка крошечных комнатушек скоро станет моей могилой.
Стёкла разбивались и в оконные проёмы лезли люди с теми же пустыми взглядами, теснясь и толкая соплеменников, глухо шагали по деревянному полу. Они заполняли комнаты, отрезая путь к отступлению.
Я собрался с мыслями, насколько это было возможно, сделал глубокий вдох, пытаясь усмирить рвущееся из груди сердце, и резко дёрнул рукой. Тугая волна воздуха сорвалась с моих пальцев и впечатала в стену десяток человек. Потом я махнул в сторону окна, которое тут же освободилось. Послышался ропот. Я воспользовался сумятицей и развернулся к стене, сгрёб одним заклинанием шкаф, прошептал другое над своим кулаком и выбросил этот кулак вперёд.
Удар сотряс избу, часть стены вывалилась наружу, подняв облако пыли. Ни секунды не медля, я прыгнул в дыру, но не успел сделать и пяти шагов, как наткнулся на какое-то препятствие. Толчок был так силён, что я завалился на бок. Пыль развеялась. Я вскочил и увидел, что это было за препятствие.