— О, Ярыг! — зарычал вождь.
Он рванул меня к себе, чтобы вцепиться зубами, но я уже поймал каменную голову идола. Со всей той яростью, которая появляется, только когда человек вырывает жизнь свою из цепких объятий смерти, я опустил её на голову вождя. Камень разлетелся на мелкие осколки словно стекло — такова была сила удара. Из ушей вождя фонтаном брызнула кровь, и он скользнул под камень, выпуская мою ногу.
И тут громыхнул вопль ярости и гнева. В едином порыве оборотни бросились ко мне. Те, что были в волчьих телах, мгновенно опередили прочих. Но я был страшен как они. Ударами ладоней я ковал молнии и сражал одного волка за другим. Их тела взрывались в прыжке, и кишки тяжелыми влажными лентами вились в душном воздухе.
— Ко мне, моя сумка! — закричал я. — Ко мне, моя одежда!
Два темных комка послушно поднялись с края поляны. Они летели секунды три, а я успел за это время убить четверых оборотней. Стая обезумела, и вспыхивающие заклинания более не пугали людей-волков, жаждущих расправы надо мной.
Я поймал сумку и одежду, свернутую в большой клубок, и произнес невербальное заклинание трансгрессии. От его силы камень под ногами взорвался, тысячи острых камней брызнули во все стороны и добили стаю оборотней.
13. Отнятое сердце
Я пролетел между ветками, сильно оцарапавшись, и угодил со всего маху в мелкий ручей. Вставать я не спешил, даже шевелиться не хотелось. Просто лежал в ручье, едва чувствуя через стену боли, как течение смывает зловонную жижу оборотней. Лежал до тех пор, пока не увидел загадочное существо, которое осторожно выглянуло из-за ствола ближайшего дерева.
Впрочем, выбираться из ручья надо было в любом случае, ведь я рисковал не на шутку замерзнуть и простыть. Из плотно сжатых губ вырывались тихие стоны, когда я поднимался на скользких камешках ручья и выравнивался, расправляя плечи. Одежда моя намокла, ее надо было сушить или на костре, или заклинаниями. Я выбрал последнее, потому что мог из ручья напиться (заклинание просушивания мгновенно вызывает жажду, ибо магическая сила произнесенных слов частично испаряет воду и из самого человека). Сначала я порылся в сумке, достал оттуда хрустальную пташку и подбросил в воздухе. Она заработала крылышками и осветила ближайшие деревья и ложбину, в которую я попал.
— Эй, кто здесь? — громко спросил я. Никто не ответил, хотя я чувствовал чье-то присутствие, да и вообще, не могло же мне привидеться маленькое тёмное существо, любопытно взиравшее на меня целую минуту? — Не выйдешь сейчас, худо будет.
Кто-то коротко хихикнул.
Я решил времени зря не терять, а на скрывающегося наблюдателя махнуть рукой. Быстро развесил одежду на ближайших кустах, сцепил руки и по очереди направлял невидимое заклинание. Быстро высох сам и даже чуть-чуть согрелся. Чтобы не замерзнуть вновь, меньше чем за минуту натянул на себя одежду, перебросил сумку через плечо и поплелся сам не зная куда.
Странное дело, птичка порхала неподалеку, то улетая вперед, то ожидая меня; ее хрустальные крылышки заставляли дрожать на предметах белый искристый свет, льющийся из брюшка и спинки; а я позабыл, что держу путь к старцу Авениру.
Изредка я почесывал себе лоб, ероша еще влажные волосы, пытаясь вспомнить, зачем я шагаю по лесу вблизи Уральских гор. Но сколько я ни напрягал голову, все было напрасно. Какая-то пелена преграждала путь моим мыслям и воспоминаниям. Даже кровожадные оборотни отступили в далекое прошлое и казались героями услышанной где-то истории.
Наконец, присущее каждому человеку желание разобраться с тем, что было, попытаться разгадать то, что будет, заставило меня остановиться. Я с удивлением обнаружил себя в густой лесной чаще. Я был уже настолько околдован, что не помнил, ни откуда пришел, ни куда иду, ни кто я на самом деле. Наверное, назвать свое имя было бы для меня непосильной задачей в те странные минуты.
И тут я резко обернулся и заметил слева от себя движение. Серый комок легко спрятался за деревом в полутьме ночной лесной чащи. Хрустальная пташка не могла осветить всё до последней детали.
— Кто здесь? — вновь спросил я высоким громким голосом.
— Тут, тут, тут… Тута я, — щелкнуло из-за дерева. — Я туточки!
В неверном свете я увидел, как существо, едва достающее мне до колен, выпрыгнуло на дорожку, замахало тоненькими ручками, похожими на веточки, и вдруг плюхнулось мне под ноги. Я отшатнулся.
— Милостивый государь! — пискнуло существо и слегка приподняло свою трясущуюся голову, тёмную, корявую, словно покрытую древесной корой. — Рад, несказанно рад видеть вас! О повелитель мой, как долго я мечтал о встрече с вами!
— Да? — глупо шепнул я, оставаясь недвижимым и прикованным взглядом к этому странному жителю лесной чащи.
— О разумеется, сударь, разумеется, дражайший, любезнейший, сладчайший Ни… Николай Иванович. Как можно в этом сомневаться?
— Как же… Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Я… я… да я откручу нос всякому, кто скажет, что не знает славнейшего Николая Ивановича! Тут, тут, туточки вас все знают. Вы тут дорогой гость. Вас тут, тут вас ждут!
— Кто ждёт? — с сомнением спросил я, хотя в душе мне было совершенно всё равно, кто меня и сколько ждёт и ждёт ли вообще.
— Несравненная Уральта, сладкоустая Пиренея, златовласая Карпата, большегрудая Кавказа, смешливая Анда, жаркая Кордильера и другие, другие, другие. Все ждут вас! Идемте за мной, медлить нельзя!
— С этими сударынями непременно следует познакомиться, — заметил я, находясь как в чаду.
— Непременно, благороднейший Николай Иванович, ваш честнейший долг познакомиться с ними. Так шагайте же за мной и не отставайте. Я приведу вас в обитель, где скучают без вас эти сударыни, которых вы ласками сможете утешить.
Сказав это, существо выпрямилось и с поразительной ловкостью бросилось по тропинке. Я побежал за ним, спотыкаясь о рытвины и кочки, сдирая ветвями кожу с лица. Птичка летела над нами, светом выхватывая из тьмы деревья, кусты, тропы, валуны и глубокие ложбины, из которых я с трудом выбирался, возбуждённый сильными чарами лесного жителя. Кажется, не раз падая, я даже понимал, что околдован, иду на погибель, но это была мысль маленькая, прозрачная и быстро погибавшая в пучине дикого бега.
— Ещё чуточку, чуточку, светлый государь Николай Иванович, — иногда бросало существо, останавливаясь и оборачиваясь, чтобы подождать меня. — Совсем чуть-чуть осталось. Скоро ваши мышцы отдохнут, а сердце утешится.
Но мы продолжали бежать, то поднимаясь на ветреные пригорки, то скатываясь в пологие сырые ущелья. Я не ведал, сколько времени прошло от начала нашего путешествия; казалось мне, что минул с лишком целый час.
— За мной, храбрейший Николай Иванович, мой ранийский рыцарь! — запищало существо. — Мы на месте. Да, да, на месте. Тут, тут, туточки, великодушный князь Николай Иванович!
Мы остановились у круглого чёрного камня, который почему-то напомнил громадное надгробие. Существо начало обстукивать его деревянными пальчиками и прислушиваться к исходящему от камня звуку, а я поймал птичку, усыпил её в ладонях и сунул за пазуху. Едва я успел это сделать, как земля под нашими ногами задрожала и зашевелилась, начала осыпаться. Я покачнулся и охнул: загрохотавшая воронка потащила меня под землю. Я увидел, что камень взметнулся в небо, и смежил веки, боясь замусорить глаза пылью. Мгновение я чувствовал свободное падение, словно стал истинно свободным, но потом пребольно упал на что-то твёрдое. Не став медлить, я тут же вскочил на ноги.
— Сюда, мой государь! Тут, тут, туточки ступенечки!
И точно, сквозь серую пелену оседавшей пыли я заметил широкие каменные ступени и поспешно сбежал по ним. Круглое каменное кольцо, на котором я только что стоял, закрутилось и поднялось под потолок, преградив собой путь наверх. Пламя многочисленных факелов на стенах заколыхалось от мощного движения воздуха. И тут же навалилась тишина, стало слышно откуда-то доносившееся журчание воды.