Я бросился к Епанчиной. Она встретила меня в чрезвычайном смятении, а когда услышала, что я раскопал могилу и обнаружил кольцо, чуть не потеряла рассудок. «Я не понимаю, почему кольцо оказалось у ведьмы, которая убила моего будущего мужа. Понимаю, почему убила, но почему кольцо у неё, не понимаю. Оно моё. Возьмите его, проведите все необходимые сыскные действия, а потом продайте, а деньги раздайте нищим. Так будет лучше». Я закивал с грустной физиономией. Епанчина, заметив, спросила, что не так. Я и говорю: «Всё хорошо вы решили, да только когда мне, сыщику, раздавать деньги нищим?» Она задумалась. «Тогда, говорит, отдайте кольцо мне. Я его сама продам, а деньги употреблю на благое дело». Я удивился смелости женщины, которая не споткнулась в своих размышлениях о том маленьком факте, что кольцо забрала ведьма, наверняка, с имеющимися на то причинами.
— По-моему, это называется женской логикой, — ввернула Эсфирь Юмбовна.
— Пожалуй, — согласился я и продолжил рассказ. — Я вернулся на кладбище и рукой, одетой в перчатку, забрал кольцо. В сыскном агентстве описал его и отвёз Епанчиной, которая в последний раз расписалась, что кольцо это некогда принадлежало ей, но было подарено покойному Лазарю Мироновичу Хлебову. Таким образом, впервые за мою практику, а как потом признались коллеги, и за практику отделения убийцей был признан усопший, в данном случае, усопшая.
— Браво, Николай, — склонила голову Эсфирь Юмбовна. — Из вас получился отличнейший сыщик, не хуже отца.
— Ну вот, вы снова хвалите. Я ухожу.
— Подождите. Вы узнали, почему на лице Хлебова запечатлён такой ужас?
— Я догадываюсь, что причину надо искать в образе явившейся ведьмы. Возможно, у неё был демонический облик.
— Да… — протянула Эсфирь Юмбовна.
Что значило это «да», для меня так и осталось загадкой.
03. Шут
Двухэтажный старинный дом с чёрными окнами таил в себе угрозу. Непреступной каменной крепостью возвышался он в сумерках, и я чувствовал струящиеся по мощёной дороге потоки силы. Но, так или иначе, мне предстояло войти в дом: это было дело чести. Я поднялся по ступеням и постучал в дверь.
Полчаса назад я покинул сыскное отделение, но пошёл не по направлению к дому, а свернул за угол. Под мигающим фонарём я разорвал второй конверт, в котором обнаружил листок с адресом. По этому адресу я и явился, стоя теперь на тёмном крыльце, и сердце мое медленно и упрямо билось.
Я постучал ещё раз и услышал за дверью скрип рассохшихся половиц. Дверь взвизгнула и открыла взору старика с подсвечником в костлявой руке. Я онемел от изумления, ибо передо мной стоял в длинной ночной рубахе, широких штанах и растоптанных туфлях тот старик, что приоткрыл тайны ведьм, хорошо накормил, а к утру бесследно исчез.
— Что же вы стоите, сударь? — с лукавой улыбочкой обратился ко мне старик.
— Вы?..
— Никак, встрече рады? Так проходите же, не стойте на пороге.
Всё ещё не веря своим глазам, я шагнул в тёмное холодное помещение. Случайность это была или нет, но в ту же секунду поток воздуха сбил пламя свечи, и дом канул во тьму, так что лишь невесомый свет уличных фонарей ложился косыми прямоугольниками на пыльный пол.
По моей спине пробежали мурашки.
— Прошу прощения, сударь, — прокартавил старик и щёлкнул пальцами, с которых слетели искры и зажгли свечу. — Идёмте.
Тьма немного раздвинулась, но глубокие тени всё равно плясали по углам. Кожей ощущался сквозняк. Подвальная сырость лезла в ноздри.
Из грустного подобия гостиной мы прошли в коридор и начали подниматься по узкой деревянной лестнице. Грохот шагов гулкими волнами расплывался по дому.
Я спросил:
— Скажите, пожалуйста, кто вы и в чей дом я был приглашён?
Портреты с бездонным сиянием глаз проплывали мимо. Слуга, не останавливаясь, ответил:
— Увы, я помню свою жизнь от начала до конца, да только позабыл имя. А дом этот никому не принадлежит, ибо его нет.
— Как же нет, если мы в нём?
— А нет точно так же, как не было хижины, в которой я рассказал вам любопытную историю о ведьмах.
— Признаюсь, вы очень мне помогли. Но зачем? Кто вы? Вы дух?
— Могли бы догадаться, — улыбнулся старик.
— Я слышал о духах старых домов.
— О, вы попали в точку!
— А меня вы знаете?
— Нет, я знаю лишь ваше имя.
— Знать имя и знать человека — нынче это почти одно и то же, — сказал я.
— Но это совсем неверно, сударь. Велик ли толк с того, что я знаю, каково имя ваше? Важнее было бы знать, каков у вас характер и каковы ваши привычки.
— А вы знаете, зачем меня пригласили?
— Не желаю знать. А желал бы, так знал бы. Вот вы тоже не особо заботьтесь о причинах, по которым вас позвали сюда. Думайте об услышанном. Мы пришли.
Старик постучал три раза по освещённой двери и толкнул её, не дождавшись ответа. Желтый свет свечного пламени упал на пыльный пол и выхватил из темноты пару кресел в пустой комнате.
— Прошу, — сказал старик и, едва я вошел в комнату, поспешил закрыть за мной дверь, словно боялся, что под светом свечи я увижу лишнее.
— Добрый вечер, господин Переяславский, — услышал я мягкий плавный голос, в котором было что-то театральное и притворное. — Прежде всего, усаживайтесь удобнее, впрочем, у меня нет желания напугать вас продолжительным разговором. Уверяю вас, он будет довольно краток, ибо я спешу. Не промахнитесь, кресло слева от вас. Впрочем, я вам помогу.
Я не успел вставить в эту тираду собственное приветствие. Повернув голову влево, я увидел голубоватое сияние кресла.
— Благодарю.
Как только я уселся, кресло перестало светиться, и комнату опять заполонила до краёв такая непроглядная тьма, какой я никогда в жизни не видел. Тьма не просто окружала меня, она давила на глаза, и казалось, что сам воздух напоен ею.
Я попытался выделить ауру человека, сидящего напротив. Получилось это не сразу. Тьма словно обладала свойствами тумана. Наконец, я разглядел совершенно удивительную фиолетовую оболочку собеседника, который, между тем, говорил:
— Прошу принять мои глубокие сожаления по поводу того, что настоящий автор письма не смог прийти из-за срочных дел, внезапно навалившихся на него. Что казалось надежно скрытым от посторонних глаз, вдруг стало достоянием одного смелого человека. Даже жаль, что он поплатился за любопытство жизнью. Впрочем, не мне судить. С ним разберется тот, кому принадлежит тайна. Он просил перво-наперво спросить у вас, Николай Иванович, как вам?
— Что?
— Как вам?
Я был удивлен, сам не знаю чему.
— Позвольте, я не понимаю, насчет какого предмета вас интересует мое мнение.
— Насчет письма, конечно.
— Ах, насчет письма; сразу не догадаешься, — я взял непринужденный тон, чтобы скрыть, что вижу нелепым весь этот разговор. — Оно меня озадачило. Я сразу почуял подвох.
— Подвох? И ваши опасения подтвердились?
Я выпустил два предупредительных смешка и сказал:
— Если разговор сей будет продолжаться, то я решу, что опасался подвоха не зря.
— Значит, вы считаете наш разговор нелепым? — быстро спросил незнакомец.
«Читает мысли?» — подумал я с досадой: ответить тем же я не мог, хоть в Академии забавлялись такого рода дуэлями. Я мог лишь частично скрыть собственные мысли.
— Считаю разговор странным, — поправил я.
— И вы так же думаете, что разговор наш стоило начать с другого предмета?