— Пока в уме и здравой памяти, — ответил я, соображая, что могло стать причиной столь крепких дружеских излияний.
— Чай, ты исхудал маленько, — заметил Денис, разглядывая моё лицо, а руками держа мои плечи.
— Есть отчего, — усмехнулся я и вкратце поведал историю моего жития у старца, обильно приправляя шутками.
Ярый не дослушал рассказ, расхохотался и лакейским движением рук указал на стол.
— Прошу… и без церемоний.
— А ты?
— Сам, сам. Я уж набил брюхо до отвала. По пять раз на дню набиваю, так что аж тошно. Но других развлечений нету. Скука. Изредка, правда, бывают барышни, но такие, чёрт их дери, что скулы сводит: за версту до избы начинают чулки стягивать, а уж что творят, что творят…
Я усмехнулся и поморщился одновременно, запихивая в рот громадный кусок ветчины, один запах которой кружил мне голову.
— Видать, тебя и впрямь готовили к причастию месяц, держали на воде и хлебе, — продолжал говорить Денис, — ну, ничего, разговляйся. Я придерживаюсь того скромного мнения, что не велик грех — хорошо покушать, а тем более, на дармовщину. Вина? У меня прекрасное вино, заморское.
Я сделал несколько глотков отменного напитка, протолкнув мякиш ещё тёплого хлеба, и был способен говорить.
— Откуда у тебя всё это, Денис? — спросил я с некоторой строгостью в голосе. — Небось Якорь?
— Он самый, мой дорогой сыщик. Но ты ешь, ешь на здоровье, — Денис проявлял особую настойчивость, видя моё покачивание головой, — и пей. После хорошего вина не бывает тяжёлого похмелья. Головная боль — признак дурного вина или без души сваренной водки.
Когда я снова начал есть, мой друг продолжил:
— Якорь — самая изумительная вещь, которую я когда-либо встречал, Коля. Он дарит мне сны, в которых я вижу схороненные столетия назад сокровища, он указывает дорогу к золоту, томящемуся без хозяина. Теперь я больше не преступник, Коля, я никому не делаю зла, я только ищу потерянное. Мне нравится такая жизнь. Скоро я найду столько золота, что смогу купить титул графа и слитками замолить все прежние проступки.
Мой рот был набит едой, я попытался возразить Денису, но не смог.
— Нет, нет, нет, — замахал он руками, — ничего не хочу слышать! Я уж узнавал. Ты думаешь, нет? Я узнавал, Коля, и убедился, что в нашем дорогом государстве всё покупается и всё продаётся. Я даже фамилию могу не менять, стану просто графом Ярым, а император перевяжет меня лентой и повесит какой-нибудь орден на мою доблестную грудь, — Денис усмехнулся, но с какой-то затаённой горечью. — У кого есть золото, у того и правда. А впрочем, всё это ерунда, сударь мой! Найду девушку из знатной семьи, и она нарожает семерых детишек.
Я даже поперхнулся от изумления. Денис заботливо постучал ладонью по спине и, как-то извиняясь, пробормотал:
— Ну-ну, братец.
— Ты и детишки?! Это тянет мистикой или жёлтым домом. С каких пор ты стал размышлять о детишках и законной супруге?
— Не надо думать, Коля, что мы прежние. Мы меняемся. Я тоже изменился, стал вдумчивее и даже сентиментальнее.
— Сентиментальнее? — скривился я. — Скажи лучше, что ты сделал с Волконскими?
— Ничего я с ними не делал, — закатил глаза Денис.
— Не лги. Ты ведь каким-то образом сбежал. Кто тебя освободил?
— А почему ты думаешь, что кому-то надо было меня освобождать? Может, мне хватило ловкости самому бежать?
— Мне кажется, что Волконский не такой человек, от которого можно запросто улизнуть.
— Хм… а я думал, о тебе пустая слава ходит. Но ты и впрямь обращаешь внимание на детали. Одним словом, осыщикился. Мне аж страшно находится рядом с тобой, с таким матёрым сыщиком.
— Ну тебя… — с горечью отмахнулся я, — разве ты не помнишь, что теперь я такой же преступник как и ты?
— Ах да, ах да. Ты поэтому скрываешься у старца этого…
— Я ни от кого не скрываюсь! — зашипел я.
Денис с улыбкой отодвинулся от меня и проговорил:
— Ладно, ладно…
— Я ищу пропавшую дочь Волконского, и старец помогает мне в поисках. Я только потому терплю его, что он мне нужен.
— Брось это дело.
— Что?
— Больше нет нужды стараться, Коля. Если я не ошибаюсь, ты дал слово этому Волконскому найти его дочь, потому что я был у него в подвале. Теперь я на свободе, стало быть, тебя ничего не обязывает морить себя голодом у выжившего из ума старикашки.
Я внимательно посмотрел на друга.
— Странные ты говоришь вещи, Денис.
— Говорю, потому что не знаю вообще, живы ли твои Волконские.
В мой желудок как будто опустился камень.
— Да, ты был прав, меня действительно освободили, — продолжал Денис, крутя в руках бокал с вином, — за мной пришла кучка разбойников. Кажется, дом горел, когда я скакал прочь с Якорем. Может быть, и нет на свете твоих Волконских.
Едва ворочая сухим языком, я ломано спросил:
— Денис, ты бы не мог… узнать… выведать, живы ли они?
— Оставь, зачем тебе это надо? — воскликнул Денис, удивлённо глядя на меня.
— Можешь считать это моей прихотью, — холодно проворил я. — Но исполни, если ты мне друг…
— Хорошо, ладно, решено, — Ярый был сражён последними словами, — считай, что уже выполнил.
Я принялся жевать какие-то овощи, но голод исчез. Просто надо было чем-то заняться.
— Я, конечно, узнаю, что стало с Волконскими, но советую тебе бросить эти никому не нужные поиски.
— Я дал слово, — проскрежетал я зубами ложь, которую и сам уже стал считать за правду.
— Эх… тоска…Кому нужны эти данные обещания?
— Мне нужны.
— Эка, братец, тебе втемяшило. Спорить с тобой бесполезно.
— А ты и не спорь, если знаешь, что я не передумаю. Я уже много что узнал.
— Небось, опять какая мистика? — спросил Денис, хлебнув из бокала.
— Мой друг, такой мистики я ещё не встречал. Вот послушай, — я оживился и начал рассказывать Ярому детали моих поисков.
— М-да, гляжу, тебе скучать не приходится. Однако же и я не живу султаном в гареме, — тут облако пробежало по лицу друга. — Беспокоит меня с некоторых пор одна странная вещь, не даёт покоя…
Денис поведал о мучившем его сне, в котором он видит стены, залитые лунным сиянием.
— Это крепость, понимаешь? Какая-то крепость. Она мучает меня. Сердце от неё болит. Но я знаю, — огонь вспыхнул в глазах друга, — я уверен, что за этой стеной — сокровища, страшные, несметные.
— Оставил бы ты это, — сказал я, несколько взволнованный рассказом Дениса, голос которого и резкие, неосознанные движения показывали абсолютную искренность всего, что он говорил.
— Что ты, что ты! — вскочил Денис, и от него откатилась едва уловимая волна безумия. — Я не могу… я не имею права… это невозможно, совершенно невозможно. Нет, Николай, эта крепость завладела всем моим существом! Я более не принадлежу себе, нет!
Он вдруг бросился к шкафу, распахнул дверцу, начал рыться в ящике, выбрасывая на пол скомканное бельё и приговаривая «Сейчас. Вот увидишь. Я тут такое покажу! Находка, да. Ты ещё удивишься». Наконец, он вскрикнул, найдя то, что искал, и побежал ко мне, неся на руках вещь, смахивающую на шкатулку. В этот миг я понял, что он болен.
— Гляди, Коля, это она! — Денис одним движением сдвинул тарелки и бокалы к центру стола, причём, несколько из них раздавились, но он не обратил на это внимание, и осторожно поставил на край вещь, оказавшуюся действительно шкатулкой. Вероятно, она когда-то была инкрустирована драгоценными камнями, но теперь от них остались только тёмно-серые уродливые шрамы на полусгнившей, подточенной сыростью обивке. — Это она, шкатулка, которую я отыскал благодаря Якорю и которая — я знаю, уверен в этом! — приведёт меня в крепость.
— А что в ней?
— Что? — переспросил Денис, и голос его был полон мольбы и просьбы о сострадании. — Ах, кабы я знал, что там, Коля! Кабы я знал…
Я повернул шкатулку другим боком и увидел отверстие странной, крестообразной формы.
— У тебя нет ключа, — догадался я.
— Нет, — выдохнул Ярый, склонив голову.
— А сломать?
— Пробовал, — покачал головой друг, — но безуспешно. Она заколдована.
— Где же ты нашёл её?
— Там, — Денис неопределённо махнул рукой. Я понял, что уточнять нет смысла.