От замка веяло вековым холодом. Я поёжился, огляделся и прислушался — никого. Подумал о Денисе. Что-то подсказывало: мы ещё встретимся.
Волнение клокотало в груди, отнимало силы, но я поступил так, как всегда поступал в подобных случаях: решительно пошёл вперёд, буквально взлетел по ступеням и постучал в дверь. Удары кулака потерялись в морозном воздухе.
— Да! Да! Да! — гулко донеслось из замка, и безумный этот возглас как будто обжёг меня. — Входи, Николай Переяславский!
Дверь так и осталась в проёме, запертой, просто она в одно мгновение превратилась в подобие облака, надулась и взорвалась серебряными искрами, которые обдали моё лицо колким дыханием льда. Я невольно зажмурился, а когда отрыл глаза, увидел, что стою на пороге узкой, невероятно длинной комнаты. Она была пуста, а каменный пол и разбросанные на нём цепи серебрились под лунным светом.
Я стоял, окоченев от холода.
— Ну что же ты, входи, — прозвучало эхом со всех сторон, но намного спокойнее. Мне почудилось, что говорят камни замка.
Я шагнул, раздумывая над тем, что будет, если замок вновь уйдёт под землю. Едва ли бездна поглотит меня, ведь замок — это своего рода портал в Луриндорию, а владелец замка выполняет своё предназначение. Откуда-то я твёрдо знал, что Хранитель замка угрозы не несёт. Я опасался обстоятельств.
В отдалении звякнул металл. Это и не удивительно, ведь вокруг всё было увито цепями с крупными кольцами. Ими же был устлан пол. Не отдавая себе отчёта, я перешагивал через эти цепи, боялся наступить на них. На одних виднелась ржавчина, другие поблёскивали от частого трения.
«А если это обман зрения, магия? Если цепи не настоящие?» — такая мысль закралась в голову. Мне так захотелось проверить, из настоящего ли металла скованны эти цепи, что не удержался и нагнулся. В это мгновение одна из цепей дёрнулась жирной смолянистой змеёй, жутко зазвенела и оборванным концом скрутилась вокруг ноги. Могучим рывком я попытался освободиться, и выставил руку, чтобы удержать равновесие, но другая цепь исподтишка вцепилась в эту руку, а третья перехватила живот.
Волна ужаса окатила меня, когда я понял, что бессилен против ожившего металла, ибо скован по рукам и ногам. Чёрная масса нескольких сотен цепей пришла в движение, подхватила меня и понесла в противоположный конец комнаты. Скрежет был таков, что воздух сделался упругим. Я решил, что оглохну навсегда.
Через несколько секунд я был у дверей. Бурлящей волной цепи нахлынули на высокие деревянные створки и распахнули их, а потом вдруг подобострастно рассыпались на камнях круглой залы, в центре которой высился человек. Его поддерживали в воздухе цепи, и хотя внешне это походило на домашний театр, в котором куклу дёргают за верёвочки, заставляя совершать движения, по тёмной фигуре, по истекавшей силе можно было безошибочно угадать в нём властелина замка и то, что все цепи повинуются ему по первой же скользящей мысли.
— Дайте поглядеть на вас, Николай, — возбужденно произнес незнакомец. Цепи дёрнулись, и через секунду я мог вглядеться в серое, как будто пыльное лицо и чёрные пронзительные глаза, которые за минувшие века сделались бездонными. — Вот вы какой. Рад вас видеть.
— И я рад, — я лишь кивнул головой. — Рад и надеюсь до того, как лечь в могилу, побродить по земле без этих цепей.
— Мне глаза ваши нравятся, — по слогам проговорил задумчиво человек, словно и не слышал моих слов. — У того, другого, нехорошие глаза, злые.
— У другого? — насторожился я, как будто предчувствуя что-то.
— Я за вас буду переживать, Николай, — вновь очень медленно сказал человек. — Так уж сложилось. Судьба. Фатум. Или звёзды, — глаза его вдруг полыхнули огнём радости. — Да только я сегодня освобожусь! — Цепи понесли его по зале под самым полотком. — Я буду свободен, а мою ношу примет другой.
— Вы знаете, как зовут другого человека? — спросил я громко.
— На что мне имя, коли он станет Хранителем, коли цепи его скуют на десятки лет, пока он не научится держать власть над ними.
— Вы Хранитель?
Человек подлетел и протянул руки, на которых болтались железные обручи.
— Не я ли? Не моя ли ноша? Ах, ах, друга предать, убить, и на сотни лет. Тяжело, тяжело, только я искупил, легко вот тут, в груди. Искупил!
Поняв, что передо мной сумасшедший, я решил перейти к делу.
— Вы Хранитель и должны по правилам пропустить меня в Луриндорию, прежде забрав сердце.
Человек всплеснул руками, цепи зазвенели.
— Вот те раз! Да как же? Вот объясните: как?
— Я должен рассказать, как забирать сердце? — усмехнулся я.
— Нет, батюшка. Коль вы утверждаете, что я должен забрать сердце, то я вынужден со своей стороны, отринув всякую гордыню, самохвальство и опыт, полученный мной на протяжении нескольких веков, просить у вас разъяснений по поводу того, как забрать сердце у того, у кого этого сердца — вот незадача! — не наблюдается по причинам, от меня сокрытым. Так вы изволите удовлетворить мою жажду познаний?
«Принимать ли эту ахинею в шутку? А если нет?» — поразмыслил я, уставившись в окно.
— Я уклонюсь. Как Хранитель, вы сами можете менять правила.
— Как бы так! — вскричал человек. — Но хватит, довольно! Вперёд навстречу свободе!
Цепи ожили, завизжали, подхватили меня и его и вынесли прочь из залы в тёмный, ещё более холодный коридор, а из него — в великолепные покои с дюжиной колонн, огромной кроватью и столом, за которым разместилась бы добрая сотня широкоплечих молодцов.
Меня опустили на пол и освободили, а Хранитель рухнул на кровать, из которой тут же клубами вырвалась пыль. Ещё секунда, и Хранитель взвился к узким верхним оконцам под каменными сводами замка, сделал круг, крича «Свобода! Свобода!», а потом замер на месте, точно врезался в стену, обернулся, захохотал диким хохотом и хлопнул в ладоши.
Не успел я посчитать до пяти, как послышался звон металла, возня и отборная ругать. По спине пробежал холодок, и комок нехорошего предчувствия сплёлся в груди. В распахнувшиеся створки дверей цепи швырнули Дениса. Он закувыркался по полу, потом вскочил, зарычал как загнанный в клетку зверь, выхватил из-за пояса пистолет и начал палить в Хранителя. Но цепи закрыли собой властелина, а другие слепыми, но чуткими змеями подкрались сзади, опутали беснующегося Дениса и вырвали пистолет с такой лёгкостью, словно на месте взрослого мужчины и опасного преступника вдруг оказался пятилетний мальчуган.
— Убей меня на месте, если не хочешь пропустить в Крепость! — кричал Денис. — Убей же! Зачем мучишь?
— Не лги, я тебя не мучил, а лишь сковал до времени, — спокойно ответил Хранитель. — И время пришло. Обернись, а то в припадке ярости ты не заметил, что кроме нас с тобой здесь присутствует ещё один человек. Узнаёшь?
Страшными глазами Денис посмотрел на меня. Во взгляде этих глаз было всё: и радость встречи со знакомым, и потрясение, и ненависть, и ревность.
— Узнаёшь ли своего друга?
— Не друг он мне давно, — прохрипел Денис.
Из груди Хранителя исторгся такой вопль отчаяния и ярости, что по камням пробежала дрожь. Мы едва устояли на ногах. Половина кубков взорвалась, содержимое их дождём закапало на пол.
— Как?!
В мгновение ока цепи подняли Дениса и поставили перед Хранителем.
— Ты лжёшь! Лжёшь, лжёшь! Я не мог ошибиться!
Цепи коротко звякнули. Денис закричал от боли.
— Нет! — вступился я. — Послушай меня, Хранитель. Денис не прав, мы друзья. Мы были друзьями, а сейчас… небольшие разногласия.
— Это правда? — обратился Хранитель к Денису.
— Как бы так, — простонал тот.
Цепи тут же бросили его на кровать.
— Вот и славно, — Хранитель плавно опустился передо мной. — Я слишком долго ждал этой ночи, чтобы вынести разочарование. Перейдём к делу. Денис, подойдите сюда и послушайте.
Железные слуги послушно расставляли вдоль стен брошенные там и сям стулья и посеревшие от пыли предметы гардероба. Хромая, Денис приковылял к нам и бросил на меня угрюмо-злобный взгляд.