Едва ворочая сухим языком, я ломано спросил:
— Денис, ты бы не мог… узнать… выведать, живы ли они?
— Оставь, зачем тебе это надо? — воскликнул Денис, удивлённо глядя на меня.
— Можешь считать это моей прихотью, — холодно проворил я. — Но исполни, если ты мне друг…
— Хорошо, ладно, решено, — Ярый был сражён последними словами, — считай, что уже выполнил.
Я принялся жевать какие-то овощи, но голод исчез. Просто надо было чем-то заняться.
— Я, конечно, узнаю, что стало с Волконскими, но советую тебе бросить эти никому не нужные поиски.
— Я дал слово, — проскрежетал я зубами ложь, которую и сам уже стал считать за правду.
— Эх… тоска…Кому нужны эти данные обещания?
— Мне нужны.
— Эка, братец, тебе втемяшило. Спорить с тобой бесполезно.
— А ты и не спорь, если знаешь, что я не передумаю. Я уже много что узнал.
— Небось, опять какая мистика? — спросил Денис, хлебнув из бокала.
— Мой друг, такой мистики я ещё не встречал. Вот послушай, — я оживился и начал рассказывать Ярому детали моих поисков.
— М-да, гляжу, тебе скучать не приходится. Однако же и я не живу султаном в гареме, — тут облако пробежало по лицу друга. — Беспокоит меня с некоторых пор одна странная вещь, не даёт покоя…
Денис поведал о мучившем его сне, в котором он видит стены, залитые лунным сиянием.
— Это крепость, понимаешь? Какая-то крепость. Она мучает меня. Сердце от неё болит. Но я знаю, — огонь вспыхнул в глазах друга, — я уверен, что за этой стеной — сокровища, страшные, несметные.
— Оставил бы ты это, — сказал я, несколько взволнованный рассказом Дениса, голос которого и резкие, неосознанные движения показывали абсолютную искренность всего, что он говорил.
— Что ты, что ты! — вскочил Денис, и от него откатилась едва уловимая волна безумия. — Я не могу… я не имею права… это невозможно, совершенно невозможно. Нет, Николай, эта крепость завладела всем моим существом! Я более не принадлежу себе, нет!
Он вдруг бросился к шкафу, распахнул дверцу, начал рыться в ящике, выбрасывая на пол скомканное бельё и приговаривая «Сейчас. Вот увидишь. Я тут такое покажу! Находка, да. Ты ещё удивишься». Наконец, он вскрикнул, найдя то, что искал, и побежал ко мне, неся на руках вещь, смахивающую на шкатулку. В этот миг я понял, что он болен.
— Гляди, Коля, это она! — Денис одним движением сдвинул тарелки и бокалы к центру стола, причём, несколько из них раздавились, но он не обратил на это внимание, и осторожно поставил на край вещь, оказавшуюся действительно шкатулкой. Вероятно, она когда-то была инкрустирована драгоценными камнями, но теперь от них остались только тёмно-серые уродливые шрамы на полусгнившей, подточенной сыростью обивке. — Это она, шкатулка, которую я отыскал благодаря Якорю и которая — я знаю, уверен в этом! — приведёт меня в крепость.
— А что в ней?
— Что? — переспросил Денис, и голос его был полон мольбы и просьбы о сострадании. — Ах, кабы я знал, что там, Коля! Кабы я знал…
Я повернул шкатулку другим боком и увидел отверстие странной, крестообразной формы.
— У тебя нет ключа, — догадался я.
— Нет, — выдохнул Ярый, склонив голову.
— А сломать?
— Пробовал, — покачал головой друг, — но безуспешно. Она заколдована.
— Где же ты нашёл её?
— Там, — Денис неопределённо махнул рукой. Я понял, что уточнять нет смысла.
— Что ж, как только я отыщу дочь Волконского (думаю, это случится скоро), я помогу тебе найти ключ.
— Правда? — Денис поднял глаза как ребёнок, которому отец только что обещал купить на ярмарке самую дорогую и удивительную на свете игрушку.
— Даю слово Переяславского.
Он схватил меня за руки и начал трясти.
— Помоги, помоги! Отблагодарю, отплачу, отдам половину того, что найду!
— Ладно, Денис, ладно. Не будем делить шкуру неубитого медведя.
— Тогда выпьем!
— Выпьем, — согласился я.
Денис выхватил из-под стола новую бутылку, сделал несколько неудачных попыток вынуть пробку, рыкнул, после чего замахнулся и отбил горлышко о край стола. Красный сияющий напиток забурлил в бокалах.
Выпив, я не сдержался и начал осторожно говорить.
— Денис, послушай. Мне кажется… ты только не обижайся… я думаю, что Якорь — эта странная штуковина — начинает предавать тебя.
Денис нахмурился, но спустя мгновение лицо его залилось пьяной весёлостью.
— Предаёт? Ты так думаешь? Мне тоже иногда приходит в голову эта мысль, но я так: ну и пусть!
— Якорь может не только оставить тебя ни с чем, но и погубить!
— То-то и оно: и пусть! — Денис осушил бокал, запустил его в стену, отчего тот брызнул фонтаном заблестевших осколков, и приблизил ко мне своё лицо и сказал горячим шёпотом: — я должен туда попасть, понимаешь? Должен попасть в эту чёртову крепость или куда там…
В глазах друга не было ничего, кроме чёрной воронки безумия.
Я думал, что мне не будет стоить труда найти луриндорское царство, ибо невозможно спрятать целую страну, не оставив следов. Всё оказалось иначе. Я уже четвёртый день без толку бродил по Ведольским хребтам, трансгрессируя по методу Авенира рано утром и возвращаясь поздно вечером, голодным, измотанным, раздражённым. На третий день поисков я высказал Авениру сомнения в правдивости слов Феоктиста, но старец зарычал как старый лев и приказал выбросить эту дурь из головы.
— Вернее будет утверждать, что я — невинная девчушка пятнадцати лет с косой до пояса, нежели предполагать, что Феоктист солгал, — отрезал Авенир и воткнул нос в карту Уральских гор.
И вот, на четвёртый день я шёл едва заметными звериными тропами по склону хребта. Я был тепло одет. Время от времени из руки в руку я перекладывал целый жгут ниток с болтающимися на них амулетами. Подобные деревяшки с загадочными символами и самых разных форм спрятаны у меня за пазухой. Они часто дрожали, грелись, потрескивали, словно их бросали в огонь, а не далее, как вчера, один амулет сгорел дотла, даже руку обжог. Авенир объяснил это большим количеством магических камней, древних ритуальных захоронений, мест волшбы и жертвенников.
— Земля, по которой ты ходишь, содержит столько тайн, что на разгадку их потребуется сотня моих жизней. Но будь осторожен, далеко не всё на Урале может причинить вред только амулету.
— Это я уже понял, — кивнул я, вспомнив Гробовщика, оборотней и фей.
— Если видишь, что на твоих глазах происходит какая-нибудь странность, немедленно трансгрессируй. Есть такие магические болота, из которых выбраться можно только с помощью трансгрессии и только так, как я учил.
После этого разговора я стал более собранным, внимательнее следил за тем, что происходит вокруг, обходил стороной изредка встречающиеся полуразрушенные каменные идолы, от которых амулеты начинали сходить с ума. Когда протяжно вскрикивала сорвавшаяся с ветвей одинокая птица, по телу пробегали мурашки. Под вечер я стал чувствовать непреодолимый страх и решил раньше закончить свои бесплодные поиски.
«Нет, что же я, в самом деле, мальчик? — подумал я. — Ещё совсем светло, надо пройти хотя бы до того валуна».
Взяв себя в руки, я зашагал меж низких деревьев и кустарников, пересёк мелкий, полный снега овраг и вскоре приблизился к серому валуну, поросшему почерневшим от холода мхом. На валуне лежали остатки снеговой шапки, почти полностью сдутой ветром. Амулеты в руках и на груди покоились. В груди что-то сжалось от ясного чувства, что в этой мёртвой тишине накатывающего зимнего вечера должно случиться какое-то событие.
И оно случилось.
Вся моя дальнейшая жизнь была бы иной, не случись тогда того, что случилось.
Я услышал стон и замер, потом осторожно приподнял края шапки, освободив уши. Звук повторился. Это был человеческий стон, похожий на скрип сухой ветви.
Странно, но мне ни разу не пришла в голову мысль, что это может быть магический обман, ловушка для простеца, подстроенная коварной тварью. Я пошёл на повторяющийся звук, а значит, спускался под уклон, который с каждым шагом становился всё круче. Если бы и захотел, я бы не смог мгновенно остановиться. Собственный вес влёк меня вперёд.