— Умер?
— На финской убили. Двенадцатого марта, в последний день войны. Одна, как видишь, с детьми маюсь, — хозяйка вдруг закрыла лицо руками, всхлипнула.
— Маша, что вы! — Роза обняла ее. — Не надо. Слезами не поможешь.
— Давно не плакала, а вот посмотрела на вас… сжалось сердце… — и улыбнулась сквозь слезы. — Нет, я не плачу. У меня и слез нет, выплакала… Максим на реке бакенщиком работал. Вернется, бывало, утром, рыбы принесет: жарь, говорит, Машенька! Как ни устанет, а все одно — веселый, радостный.
— Дети спят?
— Старшая читает. Вся в отца, от книжки не оторвать. В третий класс перешла. А младшенькая — та, чуть смеркнет, сразу в постель: набегается за день… Так ты, говоришь, сама из Минска?
— У отца с матерью свой дом, — отозвалась Роза. — Почти два года не виделись.
— Два года! — покачала головой Мария. — Как можно!.. Обязательно съезди. В одиннадцать вечера на поезд — а утром в Минске. Пока муж будет на учениях, ты и домой вернешься.
— А что если сегодня?
— На твоем месте и думать не стала бы! Будь моя мама жива, пешком пошла бы! Два года назад умерла. Хорошо было с нею. Я на работу, она — с детьми: и накормит, и присмотрит. Рано, всего на пятьдесят первом году, скончалась.
Роза слушала, и ей становилось грустно. Мало того, что давно не была дома, так еще и писала редко. Матери скоро семьдесят, отцу — больше. Старик еще держится, а вот мать — прибаливает.
И защемило сердце.
Вернулась в комнату и долго не могла успокоиться, ходила из угла в угол, волновалась, отец, наверное, не хотел сказать, что мама тяжело больна, смягчил — прибаливает. Не написал и о том, что за мамой нужен уход.
За окном уже было темно. Роза слышала, как Мария в шлепанцах прошла на кухню, затем, вернувшись в комнату, погасила свет. Роза посмотрела на часы — ровно десять. Пригородный на Минск — через час, времени предостаточно. Надела лучшее платье, уложила в чемоданчик самое необходимое и вышла из комнаты. Скрипнула половица, и сразу — голос Марии:
— Не спится на новом месте?
— Решила ехать… Поговорила с вами, разволновалась. Думается, мама очень больна.
— Правильно решила! Сейчас я провожу тебя.
— Что вы, не надо.
— Роза, ты здесь человек новый, — не отступала Мария, — вдруг чего, что я скажу старшему лейтенанту? Минуточку… Ну вот и все. Пошли!
43
Галина вышла из ворот электростанции, потянулась к берегу Урала, где уже сидело и стояло несколько человек в ожидании катера: правобережники. На широком плесе яркими бликами переливалось солнце. Утро, а уже такая теплынь. Наконец-то пришло лето!
После нелегкой ночной смены приятно было погреться на солнышке, подождать, пока придет катер.
Там, на правом, пока пустынно. Но уже маячат на бугорке два кирпичных дома. В одном из них, а точнее, в первом, Галина получила комнату. Окно отсюда видать, вон крайнее справа! В комнате центральное отопление, стены и потолок хорошо выбелены, гладкий ксилолитовый пол. Никогда в такой не жила! Со временем все рабочие переселятся на правый, об этом говорил еще Орджоникидзе. На левом — останется лишь завод. Так будет, но пока всего два дома.
Галина довольна, что перешла сюда, в степь. Утром откроет окно — с поля аромат… Неудобства пока с переправой, но это, как ей кажется, временно. В газете писали, скоро начнется отсыпка дамбы, а на середине плеса, над самой глубиной — повиснет мост. Пойдут трамваи, автобусы…
А пока — катер. Он привозит людей на работу и увозит обратно. Вот и сейчас, рассекая широкий плес, курсирует от одного берега к другому. Хотя так бывает не всегда. Иной раз приходится долго ждать.
Сойдя с катера, Галина сорвала колокольчик: какой красивый! Залюбовалась. Вот бы Аленке показать. Шла, сшибая ногами одуванчики, думала. Сейчас напьется чаю, посидит немного — и в постель! Прежде всего надо выспаться. С двадцати четырех опять на работу. Заболела сменщица, и заменить больше некому. Придется пропустить занятия в институте.
Пока закипал чайник, развернула старый журнал, который взяла почитать у соседки, и увидела фотографию, знакомую еще с прошлого года: Молотов и Гитлер стоят рядом. Стало как-то не но себе.
Но когда прочитала статью, вроде отлегло от сердца. Советский Союз и Германия, оказывается, после заключения пакта о ненападении договорились о развертывании торговли… Что ж, очень хорошо! Кому она нужна, война, — людей убивать?.. И Галина прочитала дальше: «Ненападение — это значит жить в дружбе и согласии, обмениваться делегациями, торговать, делать все, что присуще нормальным людям, и ни в коем случае не браться за оружие». И вдруг опять сомнение: а не подвох ли это? Не прикидывается ли волк овечкой?..