Раздумывая, она не могла не вспомнить заявление Сталина о том, что войну против Советского Союза развяжут скорее всего немцы. И этот разбойник Гитлер, наверное, не случайно пытается скрыть шило в мешке. Маскируется под миротворца. А ведь по его указке раздавлены Австрия, Чехословакия, Польша… Видать, мало этого — готовится отхватить кусок пожирнее. Взглянула еще раз на фотоснимок, и опять Гитлер показался не то шулером, не то промотавшимся дельцом, который однако претендует на порядочность. Что-то неясное, затаенное было в его обличий. Но бог с ним! Торговля, добрососедство — куда лучше, чем война!
В комнату неожиданно вошла соседка Катя:
— Тебе телеграмма, — сказала она. Еще ночью принесли. Срочная!
Галина схватила телеграмму: как же она ждала ее и вот наконец-то! Пробежала глазами лаконичные строки. Повеселела, стала благодарить соседку. Предложила стакан чаю, но та отказалась: посоветовала ложиться спать, ведь устала на работе.
Платон и раньше писал, что приедет в отпуск, но то было предположительно, а теперь… Перечитала еще раз телеграмму и, не сдержав нахлынувших чувств, с радостью воскликнула:
— Едет! Уже едет!..
— Кто? — не поняла соседка.
— Да он же, Платон! Не опоздать бы!
Засуетилась, стала искать, во что бы переодеться. Достала из чемодана любимое кремовое платье, новые туфли… А выйдя из подъезда, подобрала подол — и бегом к переправе! Вокзал на левом берегу, до него не близко. И, увидя, что катер, стоявший у пристани, отчаливает, замахала руками:
— Обо-жди-те-е!
Перевозчик однако не стал ждать. Не обратил на нее, запыхавшуюся, никакого внимания; отвалил от стенки. Не заметил? Нет, не захотел взять: мало ли их, пассажиров, желающих сесть в последнюю секунду!
Катер быстро удалялся. Галина смотрела вслед чуть не плача: когда он теперь вернется? Ждать его — значит опоздать к поезду. Что же делать? Прямо-таки хоть лезь в воду — и вплавь до того берега…
— Не пруд — море! — словно угадав ее мысли, сказал рыбак, сидевший с удочкой у переправы. — На тот берег не доплыть!
Катер вернулся минут через тридцать, и Галина поспешила занять место в его открытом, пустом салоне. Полагала, перевозчик отдохнет минуту-две и быстро доставит ее на ту сторону. Но тот не спешил, развалился в кресле, задымил папиросой.
— Одну, что ли, повезу?
Стала просить, умолять, да куда там, и слушать не хочет. Дососав папиросу, вынул из пачки новую.
Подошли еще трое рабочих. Оторвав билеты, перевозчик сунул деньги в карман, но на их просьбы — скорее отчаливать — лишь пробурчал что-то насчет инструкции.
Пришлось ждать.
Наконец, оказавшись на левом берегу, Галина первой соскочила с катера, сняла туфли и босиком, не боясь наколоть ноги, побежала через пустырь к трамваю. Обулась лишь в вагоне. Еще издали увидела вокзальные часы и облегченно вздохнула: успела-таки!
В зале ожидания пахло карболкой. Дезинфекция в неблагоустроенном городе — обычное дело, однако сидеть и вдыхать этот запах было невмоготу. Потянулась к двери, собираясь выйти на перрон, кстати, там кто-то уже прохаживается. Пожилой привратник грубо остановил ее:
— Билет, гражданка!
— Я пришла, чтобы встретить…
— Перронный билет, говорю! — уточнил блюститель вокзальных порядков.
Она давно никуда не ездила и ничего не знала о бог весть когда и кем установленных поборах. На перрон вообще легко пройти без всякого билета: вокруг вокзала никакой изгороди. Да уж ладно, порылась в сумочке, подала рубль в кассу. Подошел поезд, и она, заглядывая в окна, живая и радостная, пошла вдоль вагонов. Где же он? Столько народу, что и проглядеть можно! Наверное, там, в хвосте… Потянулась в конец поезда, и опять тщетно. Скорее всего, не заметила, как он прошел к трамваю. Подхватилась — и бегом!
На трамвайной остановке толпа, сутолока. У каждого свои дела, свои заботы — всем надо ехать — и единственный вагон без прицепа люди брали штурмом. Не торопился лишь старый казах. Подобрав под себя ноги, он сидел на траве в теплом стеганом халате и не без удивления разглядывал трамвай.
— Случайно моряка не заметили? — спросила Галя. — Красивый такой… Матрос… Понимаете?
— Давно сидел зыдесь. Транвай никогда не видел. Умный человек придумал, — отозвался старик.
— Матрос, говорю, не проходил?
— Нет, нет, зачем неправда говорить, восемьдесят лет на свете живу, никакой транвай не видел. Сколько людей повез — ни коня, ни верблюда не надо.