Выбрать главу

— Моряк, понимаете, моряк!..

— У меня ухо болел, ничего не слышу… А транвай — хорошо! Ни копя, ни верблюда…

Расстроенная, вернулась в зал ожидания, опустилась на жесткую, пропахшую карболкой, скамью. Что же случилось? Опять вынула из сумочки телеграмму: «Жди двадцать первого, двадцать второго». Что ж, все правильно. Завтра она снова приедет на вокзал. Сегодня же — выспаться: без сна смену не выстоять.

Добралась домой сравнительно быстро. Завесила окно черным одеялом, легла в постель, но еще долго не могла уснуть. Тревожили мысли о нем: не дай бог, что случилось! Да нет же, что это она, все будет хорошо. Не приехал сегодня, будет завтра. Нелегко, наверное, с пересадкой в Москве. Да и без гостинцев он не может.

Вздремнула под вечер, но тут у дома заиграла гармонь, и резкий высокий голос пропел:

Стели, мать, постелюшку, Последнюю неделюшку. А на той неделюшке Буду спать в шинелюшке!

И совсем стало не до сна. Узнала по голосу Ваньку Сучкова. Озорник. Хорошо, что его в армию забирают — человеком вернется. Подошла к окну, приподняла одеяло: на улице темно. Растаяли голоса, не стало слышно гармони…

Спала не более трех часов: зазвонил будильник, вскочила с постели, стала одеваться: не опоздать бы на работу!

После смены было собрание, а когда оно кончилось, Галина решила домой не ехать: посидит возле электростанции, у пруда, подышит свежим воздухом и отсюда — прямо на вокзал. А там скоро выходной — отоспится. И опять не могла не думать о Платоне, о новой встрече с ним. Казалось, после того, как не дождалась его со службы, смотреть на нее не станет, а он такой же добрый, ласковый, по-прежнему боготворит ее. Какие письма пишет!.. А еще до слез трогает его внимание к Аленке… Да если бы знала тогда, за сто верст обошла бы этого дурака, Вадима!

Поезд из Москвы почему-то опаздывал. А когда показался, стал приближаться, Галина, улыбаясь, поспешила ему навстречу: Платон должен увидеть ее непременно веселой! Давая гудки, паровоз тихо подтягивал состав. Волнуясь, Галина готова была крикнуть показавшемуся в окне машинисту: скорее! Мало того, что опоздал, так еще и здесь растягиваешь! Пропустив первые вагоны, остановилась: вот-вот появится Платон, ступит на землю, и она, забыв про все на свете, бросится в его объятия.

Один за другим сходили пассажиры, пустели вагоны, а его не видно. С болью сжималось сердце, и эту его боль, казалось, ничем не унять. На глазах выступили слезы. Прикрыла лицо ладонью, отвернулась: такова, видать, ее женская доля!

Вернулась домой страшно уставшая, но все еще питающая надежды. Уверяла себя: ну, конечно же, задержался в Москве! Там у него — знакомые. Приедет, не может быть, чтобы не приехал. Иначе, зачем же телеграмму давать. Глянула в зеркало и ужаснулась: у виска — седой волос. Всхлипывая, упала на койку…

Когда успокоилась, прежде всего подумала об Аленке. На левом берегу она — в круглосуточном садике. Сюда-туда — двух часов мало. Но взять ее на выходной крайне необходимо. Жутко одной в комнате, с ума сойти можно! И опять побежала к переправе, будто от этого зависела вся ее жизнь.

Ворвалась, как вихрь, в помещение детского садика, заявила — пойдет с дочкой в кино и боится, как бы не опоздать. А у самой сердце чуть не выскакивает.

Аленка шла рядом в красных ботинках, которые еще зимой пришли в посылке из Ленинграда. Она весело щебетала, а мама больше молчала. Едва подошли к причалу, как оттуда, с правого берега, показался катер. Вот кстати! Но странно, катер летел по гладкому плесу, и на нем не было ни одного пассажира. Впустую. «Не имел права», — подумала Галина.

Пристав к пирсу, перевозчик выскочил на берег и как-то необычно, с болью, произнес:

— Немцы перешли границу!.. Бомбили!..

44

Григорий Иванович Носов выехал за город с вечера с тем, чтобы, отбросив на время все заботы, заночевать в горах, провести наедине с природой весь выходной день.

Он стоял на берегу озера и смотрел на огненный шар солнца, который незаметно катился куда-то в бездну за безлесые вершины Уральских гор. На минуту представилось, будто это не солнце, а огромный стальной слиток, только что вынутый из нагревательного колодца, и его толкает кто-то невидимый под валки блюминга. Валки уже вертелись в его воображении, сыпались искры, лилась вода, вырываясь из труб-охладителей. Директор явно слышал ход мощного блюминга, на котором побывал вчера.

— Фу, черт! Мало того, что снятся плавильные печи, так еще и это… Совсем заработался.