Аллерикса после торжеств победителей видели редко. Он обосновался в покоях захваченных Серебряных Башен, не слишком пострадавших от штурма, распоряжаясь через своих подчиненных и большую часть времени проводя на открытой всем ветрам площадке, где находился его пленник.
… Назойливое дребезжащее звяканье надтреснутого гонга раздалось так неожиданно, что Коннахар едва не свалился с сенного тюка. Он все-таки заснул, привалившись к шершавой стене. Ночь тем временем сменилась полагающимся рассветом, лязгали отпираемые снаружи замки на дверях конюшни, внутри раздавались голоса, не проснувшийся толком Ротан сидел и душераздирающе зевал во весь рот — а место Лиессина по-прежнему оставалось пустым. Конни уставился на накрытую драным одеялом лежанку, уговаривая себя не впадать в панику. Может, нынешнее выступление темрийца так понравилось двергам, что они оставили его в своем жилище… или, упаси боги, совсем наоборот?..
— Эй, вы, твари! А ну подъем! — низкий раздраженный рев стоявшего в дверях карлика заставил подростков торопливо вскочить. Утро еще не началось толком, а дверги уже принялись доказывать, кто здесь хозяин. — Ты и ты, или кто угодно, мне без разницы, живо сюда! Забирайте свою падаль! Да пошевеливайтесь, пока его не сожрало воронье!
— А не заткнуть ли тебе пасть твоей же бородищей? — угрюмо буркнул Юсдаль-младший. Но тут к ним заглянул один из соседей по несчастью, сиидха, деливший с еще тремя соплеменниками клетушку слева.
— Кажется, там какое-то несчастье с вашим другом…
— Льоу! — Коннахар не понял, выкрикнул он имя вслух или мысленно, обнаружив, что несется через конюшню, расталкивая тех, кому не повезло оказаться у него на дороге. Вылетев из душного полусумрака на яркое солнце, он наткнулся на нечто вроде каменной тумбы и тут же перегнулся пополам от тычка древком секиры подвздох.
— Глаза разуй, немочь бледная! — рявкнул карлик, преградивший ему дорогу, и махнул короткопалой рукой в сторону покосившейся пристройки на задах конюшни. — Вон туда иди. Там твой певец валяется, смердит от него на целую лигу, так что не промахнешься… — Дверг заржал, довольный собой. — Если подох — порядок знаешь, обыскать и в ров. А ну быстро, бегом, не то еще добавлю!
Из-за сбившегося дыхания Коннахар только кивнул, хотя обычно надзиравшие за пленными дверги требовали при обращении к ним непременно добавлять «почтеннейший», а за проявленное неуважение могли и кулаком проучить.
Отпрыск Бриана и Идрунн Майлдафов лежал под самой стеной, неуклюже свернувшись на боку, весь перемазанный в липкой вонючей грязи. На серых камнях рядом с ним натекла лужица крови, успевшая загустеть — значит, он находился здесь уже два или три колокола. Только непонятно, пришел он сюда сам либо же его притащили и бросили, как сломанную и непригодную в хозяйстве вещь. Когда Коннахар осторожно дотронулся до него, Льоу дернулся и глухо застонал, и принц поспешно отдернул руку, соображая, как поступить и что сделать в первую очередь. Что ж, старший в их компании добился желаемого, выведя своим злословием двергов из себя. Мысль о возможной расплате вряд ли посещала эту бесшабашную голову с белой шевелюрой, теперь свалявшейся в паклю и приобретшей неприятный бурый цвет.
Подбежавший следом Ротан едва не врезался в сидящего на корточках Конни. Узрев печальную картину, он только присвистнул и озабоченно спросил:
— Живой или как?
— Скорее «или как», — буркнул Коннахар. — Нам нужны носилки… и лекарь тоже не помешал бы, только где ж его взять?
— Придумаем что-нибудь, — одним из полезнейших качеств характера Юсдаля-младшего была способность отыскивать выход из самой безнадежной, на первый взгляд, ситуации.
Он умчался обратно, к конюшням, а Кони остался дожидаться его возвращения, прислушиваясь к неровному, хрипящему дыханию Льоу. Внезапно, как удар колдовской молнии с ясного неба, ему подумалось — если карлики не удовлетворились тем, что просто всыпали насмешнику, но позаботились, чтобы он впредь никогда не смел раздражать их?..
Косточки в человеческих пальцах так легко ломаются… никому еще не удавалось дерзить или петь, лишившись языка… Последнее соображение бросило Коннахара в холодную дрожь. Он едва справился с желанием трясти приятеля до тех пор, пока тот не очнется и не произнесет хотя бы одно внятное слово.
Пусть ругается, пусть кричит от боли, но хотя бы подаст голос! Молчание для Льоу равнозначно смерти, а он, Коннахар Канах, никак не мог позволить себе потерять еще одного из спутников. Ну, зачем, зачем этому упрямцу понадобилось высмеивать приплюснутый народец? Что они будут делать, если Лиессин так нелепо и внезапно умрет?
Пики над тремя башнями Вершины назывались «Серебряными» с полным на то основанием — их и в самом деле облицевали тонкими серебряными пластинами. Когда рухнул верхний ярус левой башни, осыпавшиеся черепицы веером разлетелись вокруг и, отражая солнечные лучи, походили на крохотные лужицы, расплескавшиеся в самых неожиданных местах. Жадные до драгоценных металлов дверги начали было собирать их, но, собрав часть, плюнули, и блестящие чешуйки размером в ладонь там и сям попадались под ноги. Сам остроконечный шпиль, падая, глубоко ушел в землю острым концом и остался торчать уродливым подобием огромной раковины. Укоротившаяся в размерах башня смахивал на надломленный в верхней трети стебель камыша, выставив напоказ свое некогда потаенное содержимое.
Раньше тут располагался большой округлый зал с множеством окон, напоминанием о которых служили нижние части проемов с торчащими кое-где осколками разноцветных стекол. Сохранился мраморный пол в перекрестьях сине-алых зигзагов, и две большие витые лестницы, пронизывавшие насквозь всю башню. Часть комнат в нижних этажах оказалась вполне пригодна для жилья — после того, как оттуда вынесли груду обломков мебели и потолочных украшений, рухнувших во время сотрясения башни, вымели пыль со щебенкой и расставили вещи, ранее составлявшие обстановку походного шатра Исенны. Разлетевшиеся вдребезги стекла и витражи заменить не удалось, но, поскольку на дворе стояло лето, это пока не причиняло неудобств.
Аллерикс, как и намеревался когда-то, прошел в сопровождении своих Владеющих Силой и двергских воевод по захваченному замку, не выказав особенного интереса к чему-либо из увиденного. Он побывал в Зале Решений, почти не пострадавшей, если не считать пустых оконных проемов, где распорядился перенести громоздкое кресло с зубчатой спинкой на вершину башни, а радужный мозаичный стол изрубить на части и сжечь. Ему показали разрозненные остатки книжного собрания, которое защитники Крепости не успели ни вывезти, ни спрятать, устроенный в покоях правой башни маленький храм состоявшей на постаменте бронзовой фигуркой лошади, брошенные прямо на лестничной площадке сундуки, полные золотых слитков и драгоценной утвари, однако никто не брался ответить на единственный, заданный очень холодным тоном вопрос Исенны: где камни Семицветья и их Хранители?
Едва Цитадель пала, Исенна приказал наиболее проверенным и толковым своим приближенным, а также немногим уцелевшим магам забросить все прочие дела и любыми средствами искать Кристаллы Радуги. Он занялся бы поисками самолично, но рана, нанесенная Алмазным Жезлом, на три дня погрузила его в полубессознательное состояние — Воитель валялся пластом, из последних сил сдерживаясь, чтобы не заорать от боли, на попечении лучших лекарей обоих племен. Розыскники из кожи вон лезли, работая денно и нощно, не за страх, а за совесть — ведь от их усилий зависел итог всей войны, оправданность или бесцельность чудовищных жертв — но все их старания канули втуне.