— Сюда, — выполнявший роль проводника Эвье, наконец, остановился перед вытесанной в камне полукруглой аркой. За ней открывался небольшой сводчатый зал с устроенным в стене очагом, у которого как раз хлопотали две женщины из айенн сиидха. Посредине стоял длинный и даже накрытый скатертью стол со скамьями, а вдоль стен темнело с десяток дверных проемов, где завешенных тканью, а где закрытых дверцами в половину человеческого роста. Из-за одной такой дверцы тут же высунулась чья-то голова, с истинно альбийской учтивостью осведомившаяся: сыскал Эвье свою пропажу или и впредь придется выслушивать его ежевечерние жалобы на жестокую судьбу, разлучившую молодого человека со старинными друзьями?
— Сыскал, Фадин, отстань, — отмахнулся Коррент и повернулся к спутникам, примолкшим частично от удивления, частично — от невозможности до конца поверить в увиденное. Ведь еще утром они могли в любой миг распрощаться с жизнью, а вечером не только оказались на свободе, но и встретили того, кого в глубине души считали погибшим. Эвье тем временем невозмутимо объяснял, сопровождая слова быстрой жестикуляцией: — Значит так: сперва помыться и переодеться. То рубище, которое на вас — немедленно в огонь. Через дверь с красной занавесью — горячий источник и бассейн. Воды — хоть залейся, и кипятить не надо. Новую одежду вам сейчас принесут. Эх, ваше высочество, видели бы вы, на что стали похожи… А уж запах…
Коннахар смотрел во все глаза, не переставая удивляться, и с трудом узнавая прежнего беззаботного мальчишку в стоявшем перед ним деловитом молодом воине. Эвье за минувшие три седмицы раздался в плечах и вроде бы даже стал повыше ростом, альбийский доспех из тисненой кожи сидел на нем как влитой, а из-за правого плеча виднелась истертая рукоять узкого длинного меча. Холеные ладони загрубели и покрылись твердыми мозолями мечника, лицо украшала короткая курчавая бородка, над правой бровью тянулся заживающий шрам. Но самое поразительное впечатление производила не внешность, а то уверенное и несуетливое достоинство, с которым держался Коррент.
— Эвье, — спросил Коннахар, улучив маленькую паузу, — у вас тут зеркало есть?
— Что? А… Где-то завалялось. Далее: оружие, доспехи и прочее нужное добро подберете сами, это в арсенале — от нашего зала налево, второй поворот, бронзовая дверь. Тамошним хозяйством заправляет Рэйлив, обращайтесь прямо к нему. Но это потом. А сейчас, как умоетесь — милости прошу к столу. Еда, что там готовят — специально для вас. Подадут, когда скажете. Мы с Файоли пока вас покидаем, — он состроил извиняющуюся гримасу, — нужно устроить остальных прибывших. Мы с ней вроде подручных старшины нашего отряда — сделай то, подай это. Вернусь и потолкуем. Да, еще: вот эта и эта кельи свободны. Располагайтесь как угодно.
Он выскочил за дверь прежде, чем кто-либо успел задать хоть один вопрос. Лучница Файоли, кажется, обладала способностью просто растворяться в воздухе — только что стояла у входной колонны, и вот ее уже и след простыл.
— На самом деле нам все это снится, — предположил слегка пришедший в себя Юсдаль-младший, озираясь по сторонам, и заключил: — Но такой сон мне нравится куда больше, чем застенки у двергов.
Дие Коррент объявился где-то спустя колокол. Время было потрачено с пользой и на приятные хлопоты — беглецы, наконец, получили возможность не спеша помыться, переодеться в чистое и истребить хорошо приготовленный обед или все-таки ужин? — разительно отличавшийся от холодных помоев, которыми потчевали в недоброй памяти конюшне. К приходу Эвье трое недавних узников успели даже занять пустующую келью, вытесанную прямо в скале, но просторную и чистую, освещенную масляными светильниками. Из предметов обстановки здесь имелись четыре узких каменных ложа вдоль стен, выстланные сухим упругим тростником, и каменный же стол, кругом которого стояло несколько табуретов.
Объевшийся Ротан, уступил незаметно подкравшейся сонливости и задремал прямо за столом, пристроив голову на скрещенных руках. Лиессин тоже вовсю клевал носом, но Коннахар был полон решимости устроить приятелю форменный допрос с пристрастием. Скажем, почему госпожа Файоли, навестив барак, ни словом не обмолвилась о том, что прекрасно осведомлена о месте пребывания Эвье?
— Так ведь ты что спросил? Не видела ли она меня среди других заключенных, правильно? Она честно ответила — среди заключенных не видела, среди мертвецов тоже. Разумному достаточно, по-моему, — хмыкнув, разъяснил Коррент, придвигая ближе высокий стеклянный кувшин, до краев заполненный густой золотистой жидкостью, и тяжелый оловянный кубок. — Я с этой их привычкой поначалу тоже намучился. Между прямым ответом и уклончивым айенн сиидха всегда выбирают тот, над которым приходится ломать голову. Кроме того, мы все равно рассчитывали следующей ночью навестить вашу тюрьму, так что мы бы встретились. Меня только две вещи изводили: вдруг вы ушли через Врата или убиты где-то на улицах?
— Ты что, в самом деле, считал, будто мы уйдем и бросим тебя здесь? — искренне возмутился Коннахар. — И вообще, это не мы потерялись, а ты! Где тебя носило?
— О-о, это длинная и занимательная история из тех, которые, как сказал бы наш вдохновенный друг, — Эвье комично закатил глаза и задвигал руками, словно бы перебирая струны анриза, нужно рассказывать долгим зимним вечером у камина… Поначалу-то я состоял при катапульте на Топазовом бастионе. Служба гордая, но скучная — взвел-выпалил, попал-промахнулся, разве что, пожалуй, попадали мы чуть точнее прочих. Единственное удовольствие — рядом держала оборону стрелковая сотня, я там свел кое с кем знакомство… хе-хе… ну, про то особый сказ… Так вот, когда самое главное началось и бастион заполыхал, мы подхватили то, что можно перетащить на руках, и подались к соседям, на Аквамариновый. Вскоре там тоже стало жарко — с неба посыпались железные шары с пламенем внутри. Мы отступили, засели на втором ярусе и держались до утра второго дня штурма, когда эти ожившие скалы поперли на нас, как бык на тряпицу. С Аквамаринового нас к середине дня вышибли, и ничего не оставалось, как перебираться в Верхний город. Катапульту пришлось бросить, зато «Змеиные пасти» мы забрали, болтов к ним — сколько смогли поднять, да еще к нам прибилась госпожа Гельвика с остатками своих стрелков и десятка два йюрч с Топазового бастиона. Отыскали мы замечательный переулок, навалили засеку из всего, что под руку подвернулось, укрыли за ней три «Змеиных пасти» и приготовились захватить с собой на Серые Равнины как можно больше врагов.
Рассказчик зажмурился и потряс головой, не в силах подобрать верные слова для пережитого и испытанного.
— Прямо на нас вынесло «саламандру», под хвостом у которой болталось сотни три двергов вперемешку с альбийскими мечниками. Я решил — все, конец. Но обошлось! «Саламандры» в узких переулках, считай, все и сгинули — их с крыш закидывали горючими снарядами — мы тоже так поступили, правда, дорого нам далась та сороконожка громыхающая… Латников сперва проредили из «пастей», а потом йюрч махнули через засеку и сцепились с коротышками в рукопашную. Ничего, отбились. Долго мы там держались, почти до середины ночи. Перекрыли площадь засеками на четыре стороны, стрелков отправили на крыши, к вечеру еще йюрч подошли, с синими и лиловыми значками…
Тут Эвье замолчал. Лицо его омрачилось каким-то неприятным воспоминанием, и он долго, жадно глотал из кубка разведенное вино.
— В Гельвику попали арбалетным болтом, она почти сразу умерла, как свеча погасла… С каждой атакой нас становилось все меньше и меньше. Ближе к утру стало ясно, что нас вот-вот раздавят всмятку, и тут пришла Госпожа.
— Какая Госпожа? — дружным хором пожелали узнать наследник Аквилонии и встрепенувшийся Лиессин, безошибочно уловив, что незамысловатый титул надо произносить с заглавной буквы. Даже дремавший Ротан приоткрыл один глаз, прислушиваясь к беседе.