Безвылазное сидение в маленькой пропыленной башне длилось недолго. Уже на следующий день юноше довелось изрядно помотаться по Изумрудному и Топазовому равелинам, наравне с другими посыльными разнося приказания и сообщения, ухитряясь при этом не попасть под случайную стрелу, огненное дыхание железной многоножки или летящий с небес комок невесомых белых нитей, с равной легкостью разъедающих гранит и живую плоть.
Едва Коннахар пришел в себя после головокружительной беготни, как командиру йюрч пришла мысль затащить наследника Аквилонии в огромный гулкий зал для воинских упражнений. Заправлял там сородич Цурсога по прозвищу Тегла Плешивый, но двери были открыты для всех желающих. Первое же занятие едва не свело Конни в могилу, зато вечером его поджидала приятная неожиданность — явились запропавшие невесть куда приятели, Майлдаф-младший и Эвье Коррент. Нелепую свару отныне и навсегда предали забвению, отметив примирение расправой над добытым Льоу кувшином с длинным горлышком. Темриец поделился своим открытием: оказывается, некие умельцы в Цитадели выделывали тот самый поразивший его воображение и вкус травник, коим свиту принца угощали в Рабирах! Способ приготовления напитка здесь в тайне не держали, и Лиессин немедля выспросил перечень необходимых «инградиенций» и процедуру их правильного смешения.
— Осталось только вернуться домой, и безбедная жизнь до конца дней тебе обеспечена. Возьмешь в долю Ариена, — мечтательно рассуждал Конни. — Он станет придумывать новые сорта, ты — вести торговлю. Или сопьетесь, или разбогатеете.
Изрядно пьяный темриец, икнув, заявил, что Делле высосет весь товар задолго до продажи, что он, Лиессин Майлдаф, в компаньонах не нуждается и вообще готов бросить пить — лишь бы вновь ступить на родную землю.
… Оборона горной твердыни шла пока что по заповеданным с незапамятных времен правилам: тянуть время, отбивать штурмы, изматывать противника и всячески вредить его замыслам.
Запоздавшее к началу осады воинство двергов и альбийские мечники, собравшись всей многотысячной силой, вновь попытались захватить многострадальный Изумрудный бастион, куда упиралась единственная ведущая к Цитадели дорога, но были отброшены с немалыми потерями. Перестроившись, упрямые карлики повторили попытку и едва не преуспели, использовав на сей раз дюжину огнедышащих рукотворных тварей, выжигающих вокруг себя все на тридцать шагов. Завладев башней и прилегающей стеной, подгорные обитатели с воем ринулись дальше. Остановила их только разразившаяся при ясном небе гроза с небывало крупными заостренными градинами, обладавшими способностью пробивать железные доспехи, и частая сеть лиловых молний, уничтоживших без остатка весь отряд «саламандр».
После этого отчаянного натиска нападавшие сочли, что Зеленый равелин им пока не по зубам, и перенесли тяжесть своих ударов правее. Йюрч, усиленные мечниками и стрелками-сиидха, совершили ночную вылазку, разнеся устроенный слишком близко к стене вражеский лагерь и обрушив подводимый под бастион подземный ход. Принц Аквилонии оказался в числе участников лихой атаки — как утверждал Цурсог, летописцу необходимо видеть все своими глазами. Здравое возражение Конни, что летописец может и не пережить столь выдающееся событие, вожак йюрч пропустил мимо ушей.
Налет прошел под яростный рев двергов, с крушением и поджогом палаток, и запомнился Коннахару чередой непрерывных стычек. Йюрч утащили с собой с десяток пленников, и казарма до утра содрогалась от раскатов бодрого хохота зверообразных воителей. Чувство юмора у подчиненных Цурсога оказалось еще то. Изловленных двергов обрили наголо, нарядили в выпрошенные у работавших в кухнях женщин-людей поношенные платья, сковали по двое и на веревках спустили обратно за стену. Половина защитников Изумрудного и соседнего Топазового бастионов сбежалась полюбоваться, как исходящие проклятиями карлики, подобрав волочащиеся подолы, под свист и улюлюканье ковыляют вниз по склону. Бывшему в числе зрителей аквилонскому принцу подумалось, что его отец одобрил бы такой способ унизить врага… да и с йюрч Конан Канах наверняка очень быстро нашел бы общий язык. Интересно, дошла ли до Льва Аквилонии весть об исчезновении наследника? И предпринимает ли Хасти Одноглазый хоть что-нибудь для спасения канувших в магических вратах четверых бедолаг?
… Днем царило настороженное затишье, нарушаемое разве что попытками магов той и другой стороны нащупать уязвимое место в обороне противника. А ближе к вечеру, если верить осведомителям госпожи Гельвики, в Серебряные Башни явились посланники — договариваться о месте и времени грядущих переговоров.
Прежде чем вернуться в казармы и немного вздремнуть, Конни поднялся на крепостную стену. Дозорные окликнули его, признав и сообщив, что пока все спокойно. Оглянувшись, юноша увидел шпили Цитадели, мерцавшие неяркими переливами голубого и палевого цветов, иногда наливаясь молочной желтизной.
Под стенами, соперничая с сумеречным небом, раскинулось созвездие костров, воспламенившее равнину и склоны окрестных возвышенностей. Доносился постоянный немолкнущий гул, словно от обрывающегося со скалы огромного водопада, огоньки перемещались туда-сюда, вспыхивая и угасая. Порой в темноте рассыпался трепещущий фонтан сумрачно-багрового пламени, сопровождаемый низким булькающим воем — дверги мастерили или проверяли очередную «саламандру».
Очень хотелось отыскать средоточие вражеской армии, шатры ее предводителей, но Коннахар совершенно не представлял, где таковые могут располагаться. Из записей, найденных им среди пергаментного развала на столе в башенке, и из замечаний окружающих следовало, что гигантская армия, окружившая Полуночную Твердыню, насчитывает около семидесяти тысяч воинов, не считая всяческих диковинных существ и колдовских созданий. К примеру, над одной из отдаленных вершин денно и нощно колыхался смерч призрачно-зеленого тумана, о котором никто не мог в точности сказать, что это такое.
«Знать бы, чем они сейчас там заняты? — рассеянно подумал Конни. — Наверняка кто-нибудь точно также смотрит на стены и гадает: что-то случится завтра?»
— … Завтра в полдень он будет здесь. Ты был прав, Эрианн.
Говоривший стоял у входа в большой шатер, и, прежде чем задернуть тяжелый полог, выглянул наружу, бросить напоследок взгляд на высокомерную в своей неприступности крепость. Отсюда, со склона отдаленного холма, она казалась сгустком непроглядной тьмы, пронизанной редкими вспышками. Мрак клубился у подножия трех светло рдеющих башен, устремленных в ночное небо, но упавшая ткань отгородила удручающую картину от обитателей шатра. Внутри стало тихо и уютно, словно и не громыхал вокруг бессонный армейский лагерь. Выдержанная в темно-бирюзовых, карминных и золотистых тонах обстановка больше напоминала залу для приема гостей в небольшом замке, чем временное жилище предводителя огромного воинства.
— Все точно, как ты и говорил, Хитроумный, — продолжал альб. Очень рослый даже для своего племени, он к тому же был чрезвычайно широк в плечах, а голос его, низкий и хриплый в отличие от музыкальных голосов большинства соплеменников, походил на львиный рык. Когда от порога шатра альб шагнул в круг света от качающихся под шелковым потолком светильников, ярко сверкнула его великолепная золотая кольчуга и широкий наборный пояс, усыпанный крупными алыми рубинами, однако лицо по-прежнему скрывала тень. — Он мог бы высмеять наши предложения и отправить посла восвояси, однако согласился прибыть для переговоров, притом не через посредников, а собственной персоной, как мы и просили. Возможно, он прихватит с собой малую свиту и кого-то из ближайших сподвижников. Теперь нужно решить, что делать с этой нежданно свалившейся прямо в руки удачей.
— Не ожидал, что он настолько наивен, — усмехнулся расположившийся за столом сереброволосый красавчик, вертевший в пальцах очинённое перо. Этот доспеха не носил, обходясь вышитым изумрудным дублетом, поверх которого лежала витая серебряная цепь с зеркальным медальоном. Усмешка вышла тонкой и опасной, как лезвие ножа. — Хотя конечно, сие отнюдь не наивность, но своеобразное понимание долга. Наш противник готов сунуть собственную голову в пасть зверя, зная, что эту голову могут откусить, только бы не лилась более кровь столь милых его сердцу йюрч и тех наших родичей-отступников, что предпочли темную сторону Силы. Он не может не видеть всю двусмысленность ситуации, но, тем не менее…