Горожане смотрели на нашу процессию молча, пока мы шли по улице до кладбища. Смеха не было слышно. Но я приметил много лиц, среди расступающихся прохожих, смотрящих на нас с довольным и вызывающим видом. Это было очень неприятно. Но превращать похороны в драку, конечно же, нельзя.
Гроб офицера полностью прикрыла земля и раздались выстрелы. Последний салют в честь сотника. Помянули мы его в тюрьме, накрыв столик без алкоголя в дежурке. По очереди подходили и хлопцы из дежурной смены, молча садились за него. Затем я отпустил всех казаков, кто не стоял на дежурстве сегодня, по домам. А через пол часа где-то и сам вышел на улицу.
Куда идти, я не знал. Был день и Юлия была в больнице. А больше я не дружил ни с одним горожанином. Побродив бесцельно по городу с часок и уже пошел в сторону дома, когда меня будто бы осенило. Твердой походкой я направился к дому, где проживал один наш казак, которому я мог доверить что угодно.
Звали его Александр. Был он на много старше меня, лет за тридцать. Усатый и с серебристыми висками. Оставался он на сверхсрочную не единожды и даже не думал увольняться. Дома у него была жена и двое детей, но они не общались. Был это гуляка-парень, любящий женщин и службу.
Но сегодня у него было колоссальное преимущество. У него была лошадь. Дело в том, что даже во времена гарнизона наше подразделение именовалось комендантским. Лошадей нам не полагалась. Только офицерам. Так вот, Александр частенько выпивал, поэтому и ходил в рядовых казаках, мог нахамить начальству. Но в вопросах службы был ответственен.
Казак оказался дома. Он сидел возле стола, на котором стояла недопитая бутылка вина. Увидев меня, он встал, и мы обнялись. Александр было пошел за вторым бокалом, но я задержал его. Попросил принести бумагу и письменные принадлежности.
Формально сейчас мы подчинялись губернатору, но вообще нашим начальником на данный момент был и командующий Линией фронта, которая тянулась в сотне верст от сюда. Тот рубеж так и именовался – Линия. Взяв лист бумаги, я изложил суть происходящего и попросил прислать офицера. Подписался так: временно исполняющий обязанности командира полсотни урядник Герман Фильберт.
Затем я поправил Александра быстро собраться, отдал ему мой рапорт, а напоследок приказал зайти к Семченко (еще один наш казак с собственной лошадью) и взять его с собой. До штаба за пару дней они доберутся. Александр молча собрался и оседлал кобылу. Только тогда я пошел домой. Заходил вечер.
Дома меня ждала Юлия. Она знала где я живу, но никогда ранее ко-мне не приходила. Лицо у нее было очень грустное, а глаза полные тоски. Она уже слышала, что мы похоронили командира. Даже знала, что я остался за него. Рассказала, что Ставрополь, в основном, злорадствует. А когда она, идя сюда, проходила мимо одного из кабаков, то слышала, как оттуда доносились крики, – «Пусть горит в аду, проклятый сотник, а вместе с ним и все казаки».
Я знал, что другого ожидать было бы бессмысленно. Но как страшно звучали ее слова, учитывая военное время и близость к фронту. Принять сердцем эти обстоятельства было выше моих сил. В ту ночь она осталась у меня. Мне было не до ласк, и мы просто пролежали в обнимку на моей кровати.
А с спозаранку, пока она собиралась уходить, Юлия произнесла:
«Я ведь знала, что скоро тебя встречу в жизни еще до того, когда ты ввалился в мой дом весь в крови».
«Откуда?», – спросил я.
«Гадала я на тень от пепла бумаги на будущее, – продолжала женщина, – силуэт возник высокого человека на стене, в фуражке, с саблей, я сразу поняла, что молодого казака встречу, офицера, эполеты здоровучие были у него».
«Ох уж эти предрассудки и суеверия», – подумал я, но промолчал.
ПЛЯСКИ НА МОГИЛАХ
Утром, когда я был в тюрьме, пришел жандарм и сообщил, что меня вызывает к себе губернатор. Быстро собравшись, я вышел. В своем кабинете он был один. На столе стоял графин с какой-то бордовой жидкостью и пара бокалов. Господин Кошкин разлил содержимое графина по бокалам и имитируя грусть начал речь. Он говорил о неспокойном времени, о том, что нам нужно соединится в кулак, власти и казакам. Хочет сейчас помянуть погибшего.
Твердил, как он сожалеет о гибели доблестного офицера. Обещал, что жандармы, во что бы то не стало, найдут виновных. А закончил свою речь тем, что он своим повелением назначает сейчас нам командира из числа достойных офицеров жандармерии. На время, пока штаб будет принимать решение. Так он и сказал, не пояснив, что имеет в виду.