Генералы замолчали, достали папиросы и закурили — Фадеев задумался, о чем-то напряженно размышляя. Николаев тоже закурил, прекрасно понимая, что перед комдивом-10 сейчас стоит тяжелый выбор. Передать людей с вооружением слишком рискованный шаг — могут приписать умышленное ослабление подразделений.
Донос будет обязательно — или командованию, или в «компетентные органы», а там уж «разбор полетов» обязательно учинят. Вот только вряд ли — война ведь на самом деле начнется, и тогда командира дивизии и судить не будут, потому что генерал принял единственно правильное решение в сложившейся обстановке.
— Поручу командирам полков, они решат эти вопросы — саперы будут у них в оперативном подчинении, с приданием пулеметных и минометных команд. Все же удвоенное число батальонов, пусть и ослабленных в огневой мощи, позволит лучше держать столь протяженный фронт — по три километра на батальон и так выходит. А вот строителей в батальоны влить не получится — такого приказа даже командующий округом дать не сможет, планы работ никто не отменял.
— Да и не нужно никого сейчас вливать. Строителей просто прикрепи по одному-два батальона к каждому полку и распредели поротно к каждому батальону. Оружие на них есть, причем штатное, — Дедаев говорил совершенно спокойно, причем тон был товарищеский, вроде как советовал, а не понукал. — У меня в каждом батальоне по триста-четыреста бойцов, вдвое меньше штатного. У тебя если лучше, то ненамного. Так что прикреплять по две роты нужно, пусть даже сверхкомплект будет — в бою потери неизбежны, когда война начнется. И очень скоро, как я мыслю…
— Когда, на твой взгляд?!
— В воскресенье, 22 июня в четыре утра, — твердо произнес Николай Алексеевич и пристально посмотрел на генерала Фадеева. — Если подумать, почему этот срок немцам выгоден.
— А что думать — воскресный выходной, люди вымотались за неделю, а в четыре утра самый сладкий сон снится и часовые носом «клюют». Недаром на флоте это время «собачьей вахтой» именуется. Действительно, самое удобное для фашистов время!
— А в субботу можно «учения» устроить… до полудня воскресенья, а там распустить на отдых, если мы ошиблись в расчетах. Строительные роты влить в батальоны, да распределить их по взводам. Если ночь спокойно пройдет, то распустить к полудню, а если нет… Сам понимаешь — тогда будет кем и чем германцев встретить.
— У меня дыра от Паланги до Кретинги — в шестнадцать верст! Там один стрелковый и два саперных батальона всего. И артиллерии легкий дивизион. Да тысяча с лишним строителей, пограничники — вот и все, кажется. Да, формируется тяжелый артдивизион — людей туда направил, с десяток старых шестидюймовых гаубиц с полудюжиной 42-х линейных пушек. К последним боеприпасов совсем нет. И на складах отсутствуют…
— А к шестидюймовым гаубицам есть?
— В дивизии собственный дивизион есть, и три боекомплекта к нему, да и целый корпусной артполк придан — там снарядов хватает.
— В Паланге пионерские лагеря — там три тысячи детей и женщин — их нужно эвакуировать.
— Я могу обратиться к командованию, товарищ дивизионный комиссар, но, думаю, ответ будет отрицательный — сочтут за паникерство. Нам запретили не только отправлять свои семьи из приграничной полосы, но потребовали, чтобы о том впредь не заикались.
— Иван Иванович, я не о том. Генерал Дедаев передал в мой укрепрайон два стрелковых батальона, и формирует в Либаве еще один артиллерийско-пулеметный батальон с батареей. Эти батальоны я могу вывести на учения к Руцаве, и возможно южнее, до Швентойи — вы меня понимаете?
— Вполне, Серафим Петрович — вы прикроете своими частями приморское направление?!
— Да, и сам приму решение об эвакуации лагерей, если в этом возникнет настоятельная необходимость. Но нужно объединить под моим командованием все наши формирования от Паланги до Радучей — это направление прикрывает Либаву с юга. К тому же на приморском направлении помощь войскам может оказать флот — ведь мой укрепрайон защищает военно-морскую базу, и вопросы взаимодействия уже решаются.