Картина апокалипсиса — такой он запомнил в этот момент Либаву, не ощущая, как по щекам текут слезы. Город был предан разрушению, но во имя будущего — его заводы и мастерские, доки и хранилища не должны быть использованы фашистами в идущей сейчас войне. Так же была разрушена позавчера Виндава — порт у самого входа в Ирбены представлял для немцев значимую ценность, но уже не доставшуюся им в руки.
Николаев внимательно посмотрел на медленно идущие силуэты эсминцев контр-адмирала Дрозда, что охраняли транспорты. Еще раз посмотрел на Либаву — на северной и южной окраинах взметнулось пламя и тут же погасло. Серафим Петрович моментально понял, что обе береговых батареи, столь долго сдерживавших врага своими обстрелами, прекратили существование, а орудия подорваны. И сейчас тоже самое происходит по всей линии обороны — пулеметчики и подрывные команды производят разрушения и потом быстро отступят в гавань, где их примут на борт сторожевые корабли «Туча» и «Снег». Проход через город обеспечат бойцы в зеленых фуражках из 4-й комендатуры, которые уйдут последними из Либавы, их уход обеспечат «морские охотники» дивизиона пограничных катеров.
— Все, мы дрались здесь до конца, и сделали все, что могли, — негромко произнес Николаев и еще раз посмотрел на горящий город. Затем обратился к командиру дивизиона, что стоял рядом с ним на мостике выходящего из гавани в открытое море старого эсминца.
— Можно открывать заградительный огонь, нужно не дать немцам безнаказанно ворваться в город. Они, наверное, уже осознали, что проводится эвакуация. Квадраты вам ведь даны?!
— Так точно, по карте, товарищ дивизионный комиссар.
— Так приступайте, пора.
Лицо капитана 2-го ранга Сидорова посуровело, а вот у командира эсминца, старшего лейтенанта Сея появилась хищная улыбка. Николаев прекрасно их понимал — война идет девять дней, а пострелять по врагу из главного калибра у них вряд ли была возможность. Хотя по самолетам, может быть, и довелось пострелять, и, скорее, безуспешно.
Прозвучал ревун, у орудий засуетились комендоры. Из кранцев достали первые выстрелы. Корабль заметно добавил хода, снова подал свой глас ревун, и носовая пушка эсминца выплеснула из себя длинный язык пламени. Корпус корабля заметно вздрогнул — все четыре орудия открыли огонь. И тут же с идущих вдалеке эсминцев также выплеснулось пламя — будто огненные цветки распустились.
«Семерки» контр-адмирала Дрозда тут же начали стрелять, будто там с нетерпением только и поджидали этого момента. Пять эсминцев обрушили на вражеские позиции град снарядов, благо дальность стрельбы морских орудий это позволяла.
Николаев молча смотрел на стрельбу, потом прошептал:
— Прощальный салют живым и погибшим, стоявшим здесь до конца…
Глава 4
Ницгале.
Командир 56-го моторизованного корпуса генерал инфантерии Манштейн.
— Экселенц, первая рота прошла, мост выдержал наши танки — все же их вес намного меньше, чем у Pz-IV. Нужно начинать переправу — к утру увеличим плацдарм, а в следующую ночь можно начать переброску «боевой группы» Кризолли. А послезавтра уже начать наступление на Резекне, а там прорваться к Пскову.
Голос командира 8-й танковой дивизии генерал-майора Эриха Бранденбергера был полон нескрываемого оптимизма. Все же начатая вчера с утра попытка форсировать Двину принесла результат. И хорошо, что ее осуществляли сразу в двух пунктах. В направлении на станцию Ваболе не повезло — батальон пехоты, усиленный саперной ротой не смог не только закрепиться на противоположном берегу, но даже форсировать реку — настолько убийственным оказался вражеский огонь.
В ходе допроса пленного выяснилось, что рубежи севернее Динабурга держит свежая и отлично вооруженная дивизия, прибывшая откуда-то издалека, чуть ли не с Уральских гор, что являются уже Сибирью. Сталкиваться с сибирскими стрелками Манштейну приходилось еще в прошлой войне, и он моментально сделал правильный вывод — лезть на берег, где засели три вооруженных до зубов полка упертых таежных жителей, да еще усиленных двумя артиллерийскими полками, занятие крайне бесперспективное и чреватое большими потерями.
Зато севернее в десяти километрах, десантным ротам из «боевой группы» Кризолли удалось форсировать Двину и закрепиться на противоположном берегу. Русских оказалось там намного меньше — пара тысяч их парашютистов из 9-й бригады. Сопротивлялись они отчаянно, их поддержал бронепоезд — но все было тщетно. Под массированным артиллерийским огнем десантники отступили, станция была разрушена, а на железнодорожных путях застыли грудами обгорелого железа орудийные площадки с разбитым в хлам паровозом. Правда, к полудню русские начали бешеные контратаки — к парашютистам подошло подкрепление в виде еще одной бригады из 5-го десантного корпуса, усиленной шестидюймовыми мортирами. К вечеру был даже момент, когда самому Манштейну показалось, что еще немного и его отчаянно сражавшихся фузилеров просто скинут в реку. Но нет — немцы выстояли, и сами перешли в наступление, расширив плацдарм до трех километров по фронту и полутора в глубину.