Теперь сложилось шаткое равновесие — только что навели мост, и по нему прошли первые два десятка танков чешского производства. К утру на плацдарме будет вся боевая группа из саперного, танкового и двух фузилерных батальонов, усиленных двумя ротами противотанковой артиллерии. Можно не сомневаться, что утром большевики бросят в контратаку танки — ведь это аксиома военного дела — десант нужно сбрасывать в первые часы, не дав ему времени укрепиться на захваченном берегу.
Вот тут-то их будет ждать большая неприятность — 37 мм пушки с легкостью выбьют легкие танки русских без большого для себя ущерба, действенная поддержка собственной артиллерии у противника пока еще не замечалась. Так что не стоит ожидать неожиданностей — вот такой мысленный каламбур получился у Манштейна.
— Корпус Рейнгардта нас поддержит, экселенц?
— Не думаю, Эрих. 6-я панцер-дивизия Франца Ландграфа застряла у Ливаны — переправится на противоположный берег ей не удалось. А главные силы из 1-й танковой и 36-й мотопехотной дивизий сражаются за Якобштадт — против них воюет 24-й корпус, две дивизии которого состоят из латышей. И хорошо воюют, тем напоминают те латышские бригады, что воевали против нас в прошлую войну — упертые и воинственные, я их хорошо запомнил по боям у Бабитского озера.
— Я тоже, брат моей супруги был убит в бою латышами, — генерал Бранденбергер. — С ними нужно и сейчас посчитаться!
— Несомненно, эта земля исторически немецкая, остзейская, как ее называем. Еще недавно здесь жило много наших соотечественников, которых изгнали. Причем вероломно — они им помогли отбиться в девятнадцатом году от большевиков, за эту помощь латышское правительство обещало дать землю, а после победы не исполнило свое обещание.
— Это так и было, экселенц, они пресмыкались раньше перед нашими крестоносцами, что принесли этим диким язычникам нашу веру и культуру. Но так и остались в собственной душе неблагодарными туземцами. А потому эти земли должны войти в состав рейха, а не оставаться «независимой республикой», — последние два слова командир 8-й панцер-дивизии произнес с нескрываемым сарказмом.
— Думаю, наш фюрер об этом помнит, — произнес Манштейн, внимательно наблюдая, как на мост въехал очередной Pz-38(t). Понтоны под ним явственно заходили и начали чуть прогибаться от десятитонной тяжести. Все же этот танк был намного лучше ранней версии — Pz-35(t), полторы сотни тех машин находились в дивизии Ландграфа. Новая, совершенная подвеска, более мощный двигатель, и главное — 25 мм лобовая броня корпуса и башни была усилена плитами точно такой же толщины, не пробиваемой русскими «сорокапятками». Так что в отличие от старой модели этот танк можно было использовать при атаке вражеских позиций. Недаром тот же Лангсграф придает свои танковые батальоны собственным фузилерам, и не рискует формировать прорывные «боевые группы».
— Так, это что там происходит?
Генерал Бранденбергер неожиданно вступил на понтон и быстро пошел по нему вперед. Манштейн в первую секунду ничего не понял, хоть ночь была светлая. Но разглядел только застывший на середине реки танк, суетящихся возле него саперов и какую-то огромную корягу, что прибилась к мосту. И тут грохнули выстрелы — солдаты зачем-то начали стрелять в воду, причем в эту самую корягу.
— Алярм! Диверсанты!
До берега донесся заполошный крик и тут рванул чудовищный по огромной мощи взрыв. Манштейну в первую секунду показалось, что вся вода взметнулась в небо на недосягаемую высоту, а дно реки полностью обнажилось. Тело словно окаменело, а глаза видели, будто в замедленном просмотре кинофильма. Страшная картина — подброшенные в воздух вместе со многими тоннами кипящей воды обломки и скомканные фигурки людей, вставшая дыбом огромная волна. Последним, что увидел немецкий генерал, оказалось большое бревно, летящее прямо на него — он даже не успел закрыть глаза…