Леонид услышал свою фамилию, когда Голубцов предлагал состав президиума. Взволнованный, он поднялся на трибуну. Самодуров ласково улыбнулся Горшкову, приглашая встать рядом. Леонид мысленно усмехнулся: «Погоди-ка, лисонька, улыбаться. Что-то ты запоешь, когда большевики слово возьмут».
— На фронтах сражаются за единую и неделимую Русь-матушку наши солдаты, — раздался резкий голос Самодурова. — Разве им не приятно будет получить от нас, тыловиков, скромные подарки?
Самодуров явно пытался разжалобить собравшихся:
— В Совет рабочих и солдатских депутатов поступил ряд пожертвований — отчислений из однодневного заработка тыловиков солдатам в окопах. И, конечно, горняки последуют примеру патриотов Челябинска. Думаю, что каждый из вас отчислит рубль из своего заработка в пользу воюющих солдат, — под восторженные крики меньшевиков закончил Самодуров.
Резко насупил брови Степан Голубцов. Видит, переглядываются шахтеры, посматривая в сторону меньшевистских крикунов.
— Нас красивыми словами не разжалобишь, — громко произнес Голубцов. — Временное правительство занимается одними обещаниями. Земля по-прежнему у помещика и кулака, а у бедного крестьянина нужда и безземелье. Рабочие все еще работают по двенадцать часов в сутки за мизерную плату.
С гневом говоря о недопустимости поддержки Временного правительства, Голубцов разоблачал буржуазную сущность «революционного оборончества». Заканчивая свое выступление, он сказал:
— Прошу дать слово только что прибывшему по ранению с фронта товарищу Горшкову, который расскажет, куда пойдут наши трудовые деньги.
А. Д. Горшков.
Усмехнулся темными глазами Леонид, мельком глянув на Самодурова, и шагнул к краю трибуны.
— Товарищи! Мне кривить душой нечего, я прямо скажу. От выступления гражданина Самодурова пахнет самодурством…
Сотней голосов грянула площадь, и в улыбающихся лицах Леонид ловил явное одобрение. Нахмурились лишь там, где стояла местная знать. Витвицкий, опираясь на трость, подошел к Гольцу, сказал:
— Мое предложение: пора переходить на восьмичасовой рабочий день.
— Горшков об этом скажет, — ответил Витвицкому Гольц.
— Да, да, я прямо заявляю это, — поднял руку Леонид. — Пожертвованные деньги пропьют офицеры тыловых частей. Вношу встречное предложение: отчислить по одной копейке с заработанного рубля в фонд Совета рабочих депутатов. Пусть наши трудовые копейки укрепляют власть Советов, а не служат для попоек господ офицеров и их прихлебателей.
— Верно! — дружно откликнулась площадь. — Давай, Леня, режь им правду!
— И еще вношу предложение, — переждав шум, сказал Леонид. — Мы должны перейти на восьмичасовой рабочий день. Правильно, товарищи?
— Это абсурд! — крикнул Самодуров. — В такое тяжелое время, когда солдаты на фронте…
Но ему не дали договорить. Свист и крики заглушали голос комиссара труда, и он, побагровев от возмущения, умолк.
Голубцов предложил проголосовать за предложения Горшкова. Общее собрание шахтеров приняло следующее решение, которое было опубликовано 11 мая 1917 года в газете «Союзная мысль»:
«На состоявшемся 7 мая собрании рабочих Урало-Кавказских копей[4] постановлено делать ежемесячные отчисления в фонд Совета по копейке с каждого заработанного рубля.
На этом многолюдном собрании рабочих приняты еще ряд постановлений, которые говорят об общей солидарности рабочих. Установлен равный 8-часовой рабочий день как для рабочих, так и для конторских служащих, чего ранее не существовало, причем 8 часов принято как рабочая норма, остальное время доплачивается сверхурочно».
Множество дел руководители Совета поручали Леониду Горшкову: сбор шахтеров на собрания, читки решений Совета, газет, большевистских брошюр, листовок.
Вот и сейчас, едва пришел домой, узнал от матери: прибегали из Совета.
— Из Челябинска приехал кто-то, — пояснила Анна Михайловна. — Фамилия какая-то как имя.
— Васенко? — улыбнулся Леонид, натягивая чистую рубашку.
— Вот, вот. Чего ему от тебя надо? Аль и ты сейчас тоже в большевиках ходишь?
— Нет, мама, — вздохнул Леонид, — Но всей душой за них, знаю, что они — самые правильные люди на земле. Не зря ими и руководит сам Ленин.