Окончилось ли мероприятие? Этим стариканам внизу, наверное, испортили настроение. Настоящая гармония больше не могла царить там, у них…
Мечтания у камина, с бокалом французского вина в руке — в этом состоит смысл жизни этих господ. Но мое появление разрушило их столь романтичный настрой — оно никак не входило в их планы на этот вечер грез о Франции.
Слышу, как заводятся две машины. Теперь шум голосов доносится с улицы. Он быстро удаляется и скоро затихает вдали.
И вот Симона здесь — она появляется внезапно, словно призрак во плоти. Нежный шепот ласкает мне ухо:
— Ne sois pas fache. Je te reconterai tout … c’etait necessaire … tout a fait necessaire.
Я не шевелюсь. Огромным напряжением всех своих нервов сдерживаю волну поднимающегося во мне бешенства.
— C’est pour nous, mon cheu! — доносится до меня шелестящий шепот. Говорит и в рифму к тому же. Сделать бы из ее слов шлягер. Вот эти слова станут припевом:
— pour nous, mon cheu!.. pour nous, mon cheu!..
Симона ластится ко мне словно кошка, но я продолжаю лежать как бревно. Но когда она направляет мою руку в гущу завитков кучерявых волос промеж своих бедер, и я чувствую ее влажный жар, из меня резко вырывается:
— Tu es totalement folle! Пригласила сюда всю эту банду! Ты не знаешь, чем рискуешь! Ты это просто себе не представляешь! Сюда, где такая тишина!
— Ce calm est une illusion — rien que cela! Они жрать из моих рук! Look here — я делай так, и они жрать! — Симона протягивает мне свою левую руку ладошкой вверх. А затем вновь разводит канитель:
— Je tais ca por toi, grand idiot — для времени после война!
— Симона! Глупышка! Из этих твоих гостей никто и пальцем не пошевелит, чтобы помочь тебе, если ты попадешь в тяжелое положение. Никто! Ты просто не хочешь понять это! Я же предупреждал тебя тысячу раз! И несмотря ни на что, ты продолжаешь делать все так, как тебе заблагорассудится! Ты, черт возьми, заходишь слишком далеко!
— Calme-toi done, mon chou!
— Я не милый тебе! То, что ты делаешь — это очень опасно! Я же тебе все время твержу об этом. За тобой следят. И это не шутки! А у меня нет никакого желания обмывать тебя мертвую!
— Обмывать меня? Pourquoi?
— Ах, не своди меня с ума! Ну, пойми же ты: я не хочу вляпаться во все это! Ни на йоту! Надеюсь, хоть это ты-то понимаешь? Хотя, в конце концов, все это так по-французски легкомысленно! Но это не шутки — все это слишком опасно! Так же опасно, как попасть под бризантную гранату. Бризантная — это французское слово. Ты понимаешь слово «бризантная»?
Новая волна бешенства захлестывает меня и против моей воли задерживается во мне:
— Ты занимаешься всем, но всем — на грани допустимого. И при всем при том, ты мне твердо обещала, что будешь держаться в стороне. Я получил от тебя десяток писем, и там ты неоднократно писала, что хочешь все изменить. Никакой деятельности… и это все лишь слова, сентиментальная чепуха, ложь!.. Ты знаешь насколько все это опасно? Сколько раз нужно вдалбливать тебе все это в голову?
— «Вдалбливать»? Qu’est-ce que ca vent dire?. — Руки Симоны нежно ковыряются в моих пуговицах. Н-да… Так ей не расстегнуть мой китель. Нужно как-то поддаться. Но что во мне сопротивляется? Раздеться? С этим клокочущим во мне гневом? Кроме того, я все еще грязен как свинья. Мой рот полуоткрыт. Внезапно сжимает горла. Только не расслабляться! К черту этот театр! Но тут все вновь поплыло перед глазами. Проклятье! Мне нужно сглотнуть, иначе задохнусь. Чувствую, как нежные руки Симоны ощупывают меня всего мягко и настойчиво. Перед глазами словно пелена висит. Чувствую, как каждой клеточкой своего усталого тела тянусь к горячему телу Симоны.
— Regarde, — шепчут ее жаркий губы, — ton grand filon, il est plus raisonable que toi. Он у тебя такой красивый и такой большой — восхитительно! Твой малыш au moins sait ce qu’il vent. Regarde-moi ce voyon…
Симона опускается надо мной присев на корточки, и хочу я того или нет, но я уже в ней. Она скачет на мне, а затем я бросаю ее под себя, двигаюсь на ней все быстрее и быстрее и скоро растворяюсь в ней взрывом удовольствия и блаженства. Симона лежит подо мной, широко раскинув ноги и трепетно, прерывисто дышит, вздымая белую с темными сосками грудь. Во мне вдруг проснулся мощный источник энергии: я вновь вонзаюсь в лоно Симоны так неистово, как только могу — отчаяние придает мне силы. Симона, задыхаясь от страсти, ерзает и визжит подо мной. Так-то девочка. Только больше не думать, не думать… а она уже кричит: