— Что именно?
— Твое вознесение на небо!
Старик при этих моих словах хмурится, а затем задумчиво произносит:
— Ну и ну! Если начать задумываться, что вся наша жизнь это нечто подвешенное на тонкой ниточке…
— Это кто-то подвешенный на ниточке! — бросаю в сердцах. — Если бы не кричали «Вперед друзья! Нам нужно вернуться!», то весь офицерский корпус седьмой флотилии взлетел бы на воздух…. И ты вместе с ними!
Поскольку Старик не отвечает, а лишь взволнованно моргает что-то напряженно вспоминая, я тоже окунаюсь в воспоминания. Это была дрянная шутка: В ночь перед рейдом командирам подлодок не разрешили, из-за имевшихся опасений терактов, появляться в Сен-Назере. Поэтому днем они, во всем своем блеске эполет и наград, съездили на осмотр британского эсминца, все еще стоявшего в воротах шлюза, плотно застрявшего там на века, и весь офицерский корпус флотилии находился лишь на волосок от гибели в случае взрыва этой пороховой бочки. Однако британцы не учли, в своих расчетах взорвать часовую мину, спрятанную в глубинах Кэмпбеллтауна, что пруссаки обедают строго в полдень, а именно — в 12.00. поэтому уже в 11.30 экскурсии для всех желающих прекратились, и когда часовая мина взорвалась, никто из флотских не взлетел на воздух — а вот сорока сухопутным крысам здорово не повезло!
Черт его знает, не выкинула ли судьба очередной фортель, поместив Старика с его раненной ногой в одну из коек этого лазарета. Старику, по всей видимости, нечто подобное пришло тоже на ум, поскольку он выдает:
— Радуйся тому, что отчаливаешь отсюда. Дела тут, мне так кажется, скоро завертятся еще те! Не для смеха же они совершают массовые вылеты, зная к тому же, что ничего не смогут сделать бункеру. Они готовят вторжение — это ясно как божий день!
— Как воды испить. — поправляю про себя.
— Подлые твари! — продолжает Старик и снова возвращается в воспоминаниях к Кэмпбеллтауну:
— Ночью, вверх по Луаре, прямо под перекрестным огнем береговой артиллерии, и не ведают того, что их предали… Хм. Большой успех стрелять по беспомощным! Но я никак не привыкну, что минуло уж два года с тех самых пор.
— Да. Это точно.
— А мы все еще живы. Они должно быть просто прятались в гавани. Но, скорее всего, им просто не хватило героизма в людях…. Именно это ты и должен понять.
При этих словах мне остается лишь театрально наморщить лоб. Всегда, когда Старик подбрасывает мне сообщения о боевых действиях, я реагирую неадекватно: ясно давая ему понять всем своим видом, что такие речи лишь раздражают меня.
— Совершенно очевидно, что господа сверху были не совсем здоровы затевая такую авантюру…, — только и произношу в ответ.
— Томми вовсе не были такими дураками и несмышленышами, как ты полагаешь и как передавало наше радио. — С сарказмом парирует Старик в ответ. Хотя мне вовсе не хочется говорить более о Кэмпбеллтауне, но, сгорая от нетерпения услышать больше о пережитом Стариком, делаю заинтересованную мину, когда тот начинает свои разглагольствования:
— Я тогда много чему научился, — в задумчивости чешет лоб Старик. — Когда эсминец взлетел на воздух, а был как раз самый пик прилива, то буквально через минуту давление воды на ворота шлюза достигло своего пика. Именно на этот водяной удар и рассчитывали братишки. А вот то, что мы уцелеем при взрыве часовой бомбы, Томми конечно не учли. Команда пожарных и спасателей осматривала в наше отсутствие корабль снизу до верху. Вот эти люди-то и погибли!
— Со временем узнают еще что-нибудь, а потом еще и от себя присочинят, — улыбаясь выдаю свое мнение. Но Старику совсем не до смеха.
— Хотел бы я сейчас узнать, как ты вот это пережил, — говорю и киваю на его загипсованную ногу.
— Ну, ты же уже все знаешь об этом! Я по тебе это увидел лишь только ты вошел ко мне в палату.
— Так это была твоя собственная граната?
— Что значит «собственная»? Я просто перебросил ее одному диверсанту, который стрелял из руин дома направо и налево.
— В штаны ты, наверное, наложил при такой передаче?
— Почему бы и нет? Там же не было ни одного настоящего укрытия.
— Потому ты и получил все осколки?
— Ну, так что, — взрывается Старик. — Как командир флотилии, я имел на такие действия все права. Ведь если я не ошибаюсь, от меня сегодня ждут работы головой, а не ногами.
После такой пылкой речи молча оглядываю палату и киваю ему:
— Тебе тут неплохо!
— Наши ВМС знают, что требуется его героям! — С пафосом парирует Старик.
При этих его словах в дверь протискивается матрос-санитар с огромным букетом цветов и медленно подходит к нам. Затем вытягивается по струнке и сбивчиво произносит: