— Именно, что напакостил я вам в комнате, Ленина Карловна, — говорил Каюрский виноватым голосом. — Вы уж извините великодушно. Кстати, крюк я зацепил там за арматуру, он хорошо держится, можно хоть сейчас лампу на место вернуть: не рухнет. Или подождать пока подсохнет, тогда побелить, а уж потом лампу.
Лина отрицательно повела глазами.
— Понял. Давайте водрузим ее на прежнее место.
Он укрепил на крюке лампу, проверил контакты проводов, затем слез и подвинул стол к окну, где он раньше и стоял. Ни о чем не спрашивал, будто ничего и не было. Закончив работу, сказал как бы между прочим:
— Как вы думаете, Ленина Карловна, не заглянуть ли нам к вашей бабушке? В ее именно возрасте все может в любую минуту случиться.
Еще не до конца опомнившаяся, но уже постепенно успокаивающаяся, Лина встала и двинулась впереди Каюрского. Опередить их труда не составило. Лина тихо ойкнула, увидев ее тело с запрокинутой головой и недвижным взглядом. Резким движением отстранив Лину, сибиряк склонился над мертвым телом. И начал сразу действовать в меру своего разумения: подносил ей ко рту зеркальце, щупал пульс. Все это выглядело забавным. Потом Каюрский закрыл ей глаза и позвонил врачу. По телефону же дал телеграмму-молнию в Прагу.
Пришел врач, высокий, худой и бородатый мужчина с иконописным лицом и крестиком на шее. Послушал трубочкой не бьющееся больше сердце, оттянул пальцами веки мертвого лица глянул в потухшие зрачки, сел к столу и выписал свидетельство о смерти. Она наблюдала за всеми этими действиями, тихо покачиваясь в воздухе. Заканчивался пятый акт пьесы ее жизни. Закрыв свой чемоданчик, врач велел вымыть пол с хлоркой или карболкой, вызвать заморозчика, обмыть и обрядить тело к приходу этого заморозчика. И чего они так волнуются? — думала она. — Уже ничего не сделаешь. Ей теперь замечательно хорошо. И Лина заботами о ней отвлекается от своих сумеречных мыслей.
Сев за телефон, Каюрский дозвонился до заморозчика, пригласил его, затем вызвонил партком Института — сообщил о ее смерти, долго говорил о ее похоронах, которые те обещали организовать на следующий день после обеда. Лина тем временем мыла полы.
Неожиданно звонок в дверь. Лина вздрогнула, видно было, как заколотилось ее сердце, — она надеялась: а вдруг Тимашев!.. Но это почтальон принес телеграмму. Лина расписалась в амбарной книге, протянутой почтальоном, закрыла дверь. Подошел Каюрский, взял из Лининых рук телеграмму, распечатал ее. Они оба склонились над текстом. Заглянула и она им через плечо, прочла: «Дорогие Петя Лина скорблю вместе с вами Владлен прилететь не может у него обширный инфаркт я ему ничего не сказала остаюсь с ним умоляю постараться справиться самим берегите себя мама Ирина».
Так! Значит, Владлен не прилетит. Бедный Владлен! Но она не очень беспокоилась. Она каким-то образом знала, что он выкрутится из своего инфаркта. А сюда срываться и ехать и не надо. С ней уже все в порядке. Ей легко и не больно. Раньше надо было ехать к своей матери! Ну да ничего, она не сердится и даже уже не огорчается. Так ужу Владлена в жизни получилось. Бетти тоже не приедет!
Каюрский стоял в коридоре, опустив руку с телеграммой. Вид у него был замученный и мрачноватый. Спросил Лину, кого из знакомых мужчин она могла бы позвать на помощь. Покраснев, не дослушав его, эта глупышка назвала «Илью Васильевича Тимашева, сотрудника Владлена по журналу и близкого его приятеля».
— Что ж, звоните, Ленина Карловна…
Лина, напряженная, настороженная, растерянная, принялась набирать номер. Раз за разом. Но все ей в ухо шли короткие гудки. Каюрский стоял около нее и ждал.
— Я знаю, — сказала, наконец, Лина. — Там секретарь редакции, курящая такая барышня, трубку с аппарата снимает, рядом кладет и курить уходит. Это может быть надолго.
— Что же делать? — бормотал Каюрский. — У меня завтра, к сожалению, могут чрезвычайно важные дела образоваться. Надо звонить.
— Он все равно не придет, — внезапно выдала себя и свой страх Лина. Опустевшими глазами смотрела она мимо Каюрского.
— Почему?
— Долго объяснять. Роман у нас. А я его вчера выгнала.
— Ну что ж такого? Именно, что так в жизни и бывает. Значит, придется ехать за ним, — просто согласился сибиряк. — А уж вы тело обмойте и заморозчика дождитесь. Как до Тимашева-то добраться?