Тело: Ну положим! Твой избранник брал меня, а не тебя, и находил в этом удовольствие. Скажи, ведь ты хотела жить только велением духа, ради добра, не так ли? Но нужен ли тебе был брак с Исааком ради вашей пресловутой духовной близости?! Нет уж, ты под моим влиянием много раз давала себе поблажку, тешила меня. Ну, не расстраивайся, правит всегда слуга. В стране, из которой мы оба уходим: я — в никуда, ты в другую жизнь, — кто правит? Не те ли, кто должны служить? Слуги народа… Уверяют, что во имя народа, во имя народных идеалов. А тебе они кидали кусочек, кроху от своих привилегий — паек, санаторий в Барвихе — и ты молчала!.. Но ты можешь вообразить, сколько благ имеют они, все эти Паладины и Тыковкины!..
Душа: Это ты у Тимашева, Лининого возлюбленного, такие мысли и рассуждения усвоило…
Тело: Ну и что? Я свое беру, где можно. Это ты скоро будешь обладать высшим знанием. Для меня смерть стала мукой, а для тебя излечением, освобождением, ибо, пока ты во мне заключалась, мысленного и внутреннего не способна была видеть. Ведь для тела только внешние различия существуют: пол, мужской или женский, цвет волос, возраст, форма черепа и носа, нация, социальное положение… А там, я думаю, ни высоких, ни низких не будет, ни черных, ни белых, ни тонких, ни толстых, ни русых, ни рыжих, ни лысых, ни кудрявых, ни русских, ни евреев там не будет, ни хромых, как Тамерлан, ни сухоруких, как Сталин, ни бесноватых, как Гитлер, ни одноногих, как пират Сильвер, ни также прокаженных, согбенных, одноглазых, одноруких, слепых, горбатых, даже картавых, как Ленин, не будет, ни косноязычных, ни шепелявых, ни мудрых, ни глупых, ни старых, ни юных, ни рабов, ни свободных, ни варваров, ни скифов. Там не будет ни мужчин, ни женщин, ни детородных органов мужских и женских для соития блудного и скверного, никаких! Но — иное все, совсем иное, бессмертное, вечно живое и нетленное, непричастное печали и скорби, всяких хлопот и забот, с жизнью связанных. А потому войн и раздоров не будет, страданий не будет…
Душа: Вот видишь, и ты согласно, что все зло от преобладания тела над душой…
Тело: От того, что душа не может совладать с телом!.. Ты ненавидела варварство. Но варваром руководит тело и природа, он ее часть, потому и разрушает цивилизацию, где природой правит дух. Но варвар ненавидит и губит цивилизованного человека, а цивилизованный не уничтожает природу, он ее культивирует, чистит, моет, заставляет соблюдать гигиену… Надо отдать тебе должное, ты держала меня в порядке, соблюдала диету, делала каждое утро зарядку!.. Но и ты, хоть и была сильной, слишком меня жалела: жаловалась, стонала, просила о помощи… Даже жертву просила принести, чтобы выкупить меня из мук и боли! Спасибо, конечно! И все же похвалиться независимостью от меня ты не можешь. Это ты еще вспомнишь, когда ощутишь мои муки в крематории. Ха-ха!
Душа: Что ты так злорадствуешь?
Тело: А мне обидно, что я навсегда исчезну, а ты за то, что переживала, трудилась, не ленилась, мучилась, не спала, небось, еще и в свет попадешь… Эх! Еще бы час жизни!.. Но нету чудес, и мечтать о них нечего. Поэтому прощай, и если навсегда, то навсегда прощай!
Душа: Тело мое, тело! Почему мы стали в разладе?
В ответ — ни звука.
Тело лежало неподвижно, а ее вдруг закрутило, как перышко ветром, но мягко, без насилия, ей самой было приятно это вращение, а затем стало засасывать в какую-то длинную цилиндрическую трубу. Ее несло по этой трубе в абсолютной черноте, страха при этом не было, прошла досада от беседы с телом, снизошло ощущение полного покоя, свободы и мира. Тьма была кругом, и ее со свистом влекло сквозь тьму, сквозь темную пустоту, где она парила и даже кувыркалась, как счастливая девочка во сне. Никаких тревог. Потом впереди замаячил яркий свет. Как долго она летела этим черным цилиндрическим коридором, она не знала; времени тут как бы не существовало. Свет становился все ярче и ярче, пока не достиг неописуемой яркости, которая, однако, не слепила, не мешала видеть других, мелькавших в конце тоннеля. Ей показалось, что она узнала Исаака, внука Яшу, Лидию Алексеевну, Федосеева. И все они были рады ей.
Потом они исчезли, и все заполнил собой свет, исходивший из кого-то похожего на человека, хотя и не человека. От света исходило тепло и ощущение добра. Все звуки исчезли, только вдали раздавалось что-то похожее на скрипку. И светоносный обратился к ней, но не словами, не на русском, не на французском, не на испанском, а прямо, минуя языки, но так, что смысл его вопроса был абсолютно ясен. «Что же ты в жизни сделала? — спросил он. — Давай посмотрим», — добавил он ласково.