— И что, французские газетенки отыскали фальшивое завещание Петра, стряхнули с него пыль, а теперь опять впаривают обывателю? — поинтересовался я.
— Впаривают? Александр, сколько вам можно говорить, чтобы не использовали ваш дурацкий сленг! Наверное, сто пятьсот раз!
— Сленг, сударыня, штука заразная, — улыбнулся я.
— Верю, — вздохнула матушка. — Я давеча была при дворе у вдовствующей императрицы, сказала какой-то фрейлине — мол, жесть, а та, выражаясь вашим языком — села на задницу и чуть ли кипятком не описалась.
Не стал говорить великой княгине, что «писают кипятком», если злятся, а какой-то там фрейлине злиться на вышестоящую особу не с руки. Ишь, нахваталась великая княгиня словечек. И где, интересно? Я, вроде бы, жаргон не использую. Или использую? М-да… Я же в школе работал, ругал деток за жаргонизмы, сам всегда следил за своим языком, а здесь — на тебе, лезет.
— А если серьезно, — продолжила матушка, — то в нескольких французских газетах — бульварных, но тем не менее, читаемых, пишут, что журналистам удалось раздобыть секретный документ, принадлежащий уже новому императору — Александру Четвертому. Некая инструкция своим войскам на случай истощения сил Германии и Франции.
— То есть, я уже примеряю на себя мысли умной обезьяны?
— Умная обезьяна? — переспросила матушка. — Да, помню. Примерно так.
Про мудрую обезьяну она знает. Как-никак жила с мужем на Востоке. Это о битве двух тигров, которые смертельно ранят друг друга, погибнут, а мудрая обезьяна, наблюдавшая за схваткой с дерева, пожнет плоды.
— Значит, французов убеждают, что после войны с Германией, когда их силы истощатся, на них нападет Россия?
— Совершенно верно, — кивнула матушка. — Давайте я вам зачитаю вашу инструкцию.
Ольга Николаевна тряхнула газетой, поднесла ее поближе к глазам и прочитала:
— В тоже самое время, когда наша сухопутная армия начнет топтать австрийские поля и германские пашни, два огромных флота выйдут из Азовского и Черного морей, а ещё два из Архангельского и Балтийского. Наши армии и флот выйдут вперед, пересекут Средиземное море и Индийский океан, а потом вторгнуться во Францию и в Германию…
— Стоп-стоп. Это я такое писал? — перебил я матушку. — Кажется, с французским у меня плохо, но географию-то я знаю. Зачем отправляться в Индийский океан, чтобы вторгнуться в Европу? И откуда мы станем плыть? Из Архангельска? В принципе, возможно, если ледоколы пустить, но затратно. И армию — тоже по морю двину?
— Саша, это мы с тобой географию изучали, а французский обыватель ее не очень знает. Думаешь, он смотрит на карту? Зато написано красиво. А Средиземное море под боком, а оно с Черным сообщается. Вот это французы знают. На Средиземном море у французов колония, что по территории всей Франции стоит, если не больше. Нет, больше. Алжир, если я правильно запомнила, почти в четыре раза больше Франции.
Точную площадь Алжира и Франции я не помнил. Молодец, матушка, хорошая у неё память. А вот касательно географии у французов… Я-то думал, что в моей истории только американцы тупые. Получается, что в этой, французы тоже?
— Слушай, вот что дальше ты пишешь, — усмехнулась матушка. Опять посмотрев на текст, мгновенно перевела: — После вторжения русских войск, Европа попадет под наш контроль и мы утвердим над ней власть православного креста.
— Не сказано, что я собираюсь после завоевания с Европой сделать? Отдать казакам на растерзание, всех мадамов и фрау изнасиловать? — полюбопытствовал я.
— У тебя не сказано, но французы сами домыслят, — хмыкнула матушка. — Там до сих пор казаков Платова вспоминают, хотя уже больше ста лет прошло.
Странно. А чего казаков Платова вспоминать? Ну, купали коней в Сене голышом, что такого? В смысле, что не только кони голышом были, но и сами казаки. Зато русские подправили французам демографическую ситуацию. Но никого не насиловали. Напротив, дамы даже из Сен-Жерменского предместья — самого аристократического, зазывали ля рюс казакоф к себе «на чай».
— Француженки по казакам скучают, а французы завидуют и ненавидят.
Тоже знакомо. В моей истории, в сороковом году, после оккупации Франции, когда французские мужчины, за редким исключением (те, кто ушел в партизаны или перебрался в Англию), стали трудиться на Третий рейх, пылкие женщины бросились в объятия стройных немецких красавцев. Зато после освобождения страны, французы, поголовно ставшие героями Сопротивления, припомнили своим женщинам их шуры-муры. И волосы стригли, и к позорным столбам привязывали только за то, что женщина трудилась официанткой и подавала захватчикам пиво и колбасу. Известно, что мужчина, испытывающий комплекс неполноценности, способен мстить очень страшно. Особенно, если прикрывать свои комплексы «праведным гневом».