- Ему и так пришлось не сладко, посмотри на него! Не уж то ты не можешь быть как-то помягче.
- Не считаю нужным. Нельзя потакать таким капризам. Как детей нельзя баловать. Привыкнет, еще. Пусть лучше учится отвечать, и защищаться.
- Сломать так можно человека...
- Иногда человека нужно сломать, что бы он стал лучше.
Отец уже ничего не ответил, провел Василька к куче сена и усадил:
- Посиди пока что. Если хочешь - есть еда, вода. Можешь письмо написать кому-то, уже завтра они его получат. Ты как вообще?
- Спасибо, мне ничего не надо.
Еще около часа Василёк молчал и только жалобно смотрел по сторонам, вглядываясь в лица людей, что были рядом. Нагнетая, таким образом, обстановку. Он тревожился и боялся собственных ожиданий, и эта тревога нервировала и всех, кто её замечал. Но из вежливости, или по другим причинам на него не давили, не расспрашивали ни о чем.
Первым не выдержал этой неловкой тишины Отец:
- Юноша, от чего вы так переживаете?
- Да... не от чего, всё хорошо. Спасибо вам.
- Я же вижу, что-то вас тревожит. Может быть, это осталось за пределами темницы?
- Вообще-то... я ни в чем не виноват. Меня тут быть не должно, и мне от этого очень обидно. У меня билеты в театр, на этот вечер, я думал, что хорошо проведу время... А я... а я должен сидеть тут. С вами!
И тут он будто осекся, сам понимая, что сказал, стараясь быстро исправиться:
- Вы не подумайте, я ни чего не имею против вас! Просто, не хочу вам мешать. И мне тут не место!
- Да все тут по-своему невиновны. И всем нам тут не место. Ты такой не один. Но это уже не изменишь, - сказал Прут.
- Но я... я даже ни кому ничего плохого не сделал!
- А что ты делал?
Василёк снова опустил глаза, и понизил голос: - Не хочу об этом говорить...
- Да ты уж говори, если начал. Мы уже все самые плохие варианты без тебя додумать успели. Да и стражник помог. Объяснить его слова не хочешь? Или, может, оправдаться?
- Не знаю, почему он так сказал...
- Точно не знаешь?
- Точно.
Василёк опять замолчал, и какое-то время хотел не привлекать к себе внимания. Более того, он хотел бы даже уединиться, но это было ему недоступно. А страдал он, по-прежнему, живописно. В глаза это бросалось всем, и мешало думать о чем-то своем.
Конь постарался разредить обстановку: - Что бы, ты не думал, что жизнь к тебе одному не справедлива, давай я расскажу немного о себе. Вообще-то, я тоже ничего плохого никому не сделал. Я рисковал собой, доставал из-за стены наркотики, прятал, добавлял их в сладости и продавал. Более того, я помню, как ты покупал их у меня несколько раз. Я тогда даже имени твоего не спросил, думал, что ты второй раз не придешь, слишком похож на сына хорошей семьи. Слишком хорошо одет и ухожен. А потом как-то забылось. А начал я это делать не от хорошей жизни. Я не мог заработать себе на то, чего очень хотел. Мне не хватало на жизнь, и времени не было свободного. И я уволился с работы, которая у меня была, и другую не нашел. Деньги кончились, а жить на что-то надо было. И я занялся этим. Ни кого не обманывал. Ни чего не воровал. Зла никому не желал, просто есть хотелось. Мясо почаще, и сладкого хотел, и одежду новую, и выходных дней хотел себе. С девушками гулять, леденцы им покупать. Вот как ты считаешь, я должен тут находиться?
- Нет... но у меня совсем другое дело!
- И в чем же разница?
- Да во всём!
- Давай точнее, подробнее.
- Я... я и вправду родился в хорошей семье, и вырос там. И мы с родителями ладили, они очень любили меня! Но однажды их подставили. Завистники, что были рядом, и их осудили, несправедливо. А всё что было - отобрали, в казну. Я остался один на улице, и у меня была только моя одежда, ничего кроме. Я даже толком никого не знал. Бывшие друзья семьи отказались мне помогать, когда я к ним обратился!
- Постой, да за тебя можно порадоваться. Отправишься в ссылку, встретишь маму с папой, если они еще живы. Если были не первые - скорее всего, живы. Давно их сослали?
- Не знаю... где-то, девять месяцев назад...
- Вот, нормально, должны быть живы. И нас отправят туда же. Лучше порадуйся. Подумай, что им расскажешь, о чем спросишь.
За ширмой синих глаз Василька показался проблеск надежды. А Конь даже стал привыкать к своему дурному самочувствию, и получил моральное облегчение. Он в очередной раз приложился к бутылке с водой, из которой вчера жадно пил алкоголь. Слегка успокоив и себя, и соседа, он снова улегся в зеленую, пахучую подстилку, стараясь уснуть. И ему это удалось, теперь уже легче, чем в прошлый раз.
Сон Коня нарушила ругань, Прут грозно и громогласно укорял миловидного блондина: - Да потому это плохо, что ты мужчина. И должен быть защитником, или добытчиком. Мог бы воевать с монстрами, строить дома, да хотя бы ловить рыбу! А для постельных утех, девушки есть, и их хватает.