Как будет разваливаться западный глобальный проект? Поскольку удержать доллар как единую меру стоимости невозможно, а идея, что тот, кто эмитирует валюту, получает прибыль, все-таки сильна, скорее всего произойдет развал единой долларовой валютной зоны на несколько валютных зон с самостоятельными эмиссионными центрами. При этом внутри каждой зоны такой центр будет себя вести по отношению к другим странам так же, как сейчас доллар по отношению к другим. Этих зон будет от трех до пяти: зона американского доллара, зона евро и зона юаня. Спор между ними пойдет по двум территориям. Япония захочет зону доллара, а Китай захочет зону юаня. И, я думаю, именно поэтому Япония объявила об изменении конституции, о восстановлении армии и о. восстановлении императора, поскольку нужно самурайский дух защищать от китайцев.
И вторая территория◦— Северная Африка. США должны костьми лечь, но не пустить Северную Африку с ее запасами углеводородов в зону евро.
Возможны еще две условные зоны. Первая◦— это зона золотого динара (условного). Она на самом деле не принципиальна по совершенно простой причине: в исламском мире сегодня экономики как таковой нет. А вторая◦— это зона рубля, которая то ли будет, то ли не будет. И если она будет, если удастся в нее втянуть (что возможно теоретически, но не понятно, как практически) сначала Иран, а потом Индию, то это база для очень серьезного восстановления идеологии и всего остального.
Но самое главное другое: поскольку, как я уже говорил, единственный шанс Европы◦— это ассимиляция ислама на базе социализма, то тот, кто сможет предложить социалистические технологии Европе, будет иметь очень мощный фактор в руках. Причем этот фактор может сыграть уже через полгода: экономическое положение очень тяжелое, и если доллар упадет еще хотя бы на 10 процентов, то в Европе начнется если не революция, то, во всяком случае, смена нынешних политических элит. Таким образом, если Россия сегодня попытается восстановить социальные технологии, они будут тут же востребованы. А потому очень велика вероятность, что роль России в новых условиях начнет стремительно возрастать. Именно социально-политическая роль, а не экономическая. Потому что новая эра будет эрой не экономической, это будет эра идеологическая. А роль экономики вернется, когда вернется стабильность, что произойдет лет через сто. Я твердо убежден, что сегодня Россия должна максимальным образом защищать обкатанные социальные технологии и заниматься прежде всего размышлением о том, можно ли и как переносить их в другие места.
Уткин: Во-первых, вы знаете, действительно был спор между рафендас- и шафендас-капиталом. Это был период нацизма. Это были те 13 лет, когда это обсуждалось в лоб. Сейчас мои студенты ночью смотрят Гонконг и видят, как доллар поведет себя. Гонконг◦— это часть того, что делается в Лондоне, Нью-Йорке… И ситуация сегодня не представляется такой угрозой рафендас-капиталу, как это было в нацистское время. Но статья поразительна по оригинальности. Я не очень разделяю вот этот алармизм академика Варги, который каждый год предсказывал, начиная с 47-го года, всеобщий кризис. Он так и умер, не дождавшись. Но мне кажется, что в статье Хазина нужно все-таки видеть следующее: Запад умирает. Умирает чисто физически. 32 процента составляло население Запада сто лет назад. Сейчас◦— составляет 16 процентов мирового населения. Через сто лет он будет составлять 2 или 3 процента. Его просто не будет. Единственная большая западная страна◦— США, там будет 600 миллионов человек, из них треть будет говорить только по-испански, но это через сто лет. А сейчас 90 процентов денег ходит на Западе. Все это делается для Запада, неважно, есть ли Китай, Индия, Япония. В этой ситуации мне кажется, что пока еще не подошли волны варваров. Когда мы говорим о римском мире, надо помнить, что Рим◦— это был весь цивилизованный мир.
Хазин: Но сейчас есть Россия, не считая Китая и Индии.
Уткин: Складывается впечатление, что Китай и Индия пока еще являют собой не более чем магическую силу цифр живых существ. Мне представляется, что именно строящийся мир идет по волне финансового капитала как предпосылке экономического прогресса. И в этом плане нам не грозит «красный» проект. Китайцы не хотят возвращаться в красные времена. А кто того желает? Мне кажется, это немножко надумано.
Леонтьев: У меня такой вопрос. Весь пафос свелся к тому, что ускоренный демонтаж социальных технологий является попыткой не допустить реанимации «красного» проекта, лишить Россию таких опций. Как бы специально. Согласны ли присутствующие с тем, что демонтаж социальных технологий◦— тотальный, ради демонтажа◦— резко увеличивает уязвимость России по разным параметрам и действительно сокращает возможность выбора вариантов в случае, если какие-то полуапокалиптические прогнозы в отношении современной финансовой системы станут реализовываться?